Песня нового рассвета.

Модераторы: piratessa, ovod, Li Nata, Ekaterina

Ответить
Сообщение
Автор
Аватара пользователя
Amat-A
Сообщения: 319
Зарегистрирован: Сб сен 14, 2013 10:46 pm
Благодарил (а): 61 раз
Поблагодарили: 6 раз

Песня нового рассвета.

#1 Сообщение Amat-A » Сб янв 17, 2015 5:37 pm

Название: Песня нового рассвета.
Автор: Amat-A
Фэндом: Фанфик по фильму "Пираты Карибского моря"
Жанр: Приключения
Пейринг: без пейринга
Рейтинг: PG-13
Размер: Макси
Содержание: Действие происходит после ПКМ4.
Предупреждения: ОЖП
Статус: в процессе написания
Дисклеймер: все герои, кроме созданных мною, принадлежат Диснею.
Комментарии: viewtopic.php?f=4&t=1998



Пролог. Золото и бронза.

Старая Матильда сидела у открытого окна, склонившись над рукоделием.
- Нянюшка! Когда же будет готово?! – нетерпеливо переспрашивала девочка лет восьми-девяти, заглядывая через плечо. – Скоро, Тилли? Скоро?
- Потерпи, голубушка, потерпи. Экая егоза,- добродушно ворчала старая женщина. Игла легко порхала по небесно-голубому лоскутку размером не более ладони. У ее ног стояла плетеный ларец с цветными клубками, разномастными пуговицами и прочими восхитительными вещицами, которые так хотелось подержать в руках, но няня оберегала шкатулку, словно это был сундук с сокровищами, что только усиливало любопытство. Наконец желание узнать, какие тайны сокрыты под плетеной крышкой, победило.
- Когда я вырасту, у меня будут вот такие бусы! – провозгласила вторая малышка и вытянула из шкатулки нитку стеклянного бисера, который тотчас же раскатился по комнате. Дети, звонко смеясь, бросились собирать бусины.
- Кто это вам разрешал трогать чужие вещи без спросу? – строго спросила Матильда, отложив шитье. – Разве воспитанные дети так поступают? Вы знаете, как называется человек, который берет вещи без разрешения?
- Ти-илли, миленькая, не сердись, - старшая сестренка обняла няню и прижалась щекой к ее плечу, - Это Энни взяла, она глупая. Мы все собрали. Вот, возьми.
- А у меня все равно будут такие бусы, - твердо сказала пятилетняя Энни.
- Да уж верно не такие, а настоящие! – засмеялась няня, сменив гнев на милость. – Благородной леди пристало носить благородные украшения, а стекляшки пускай носят простолюдинки и вот – куклы!
Она вынула из кучи лоскутков маленькую, искусно сделанную куколку с фарфоровой головкой, тряпичным туловищем и настоящими волосами, золотыми и завитыми в мелкие кудряшки. Энн осторожно погладила недошитый наряд.
- Красиво. А ты тогда ей сделай такие бусы, раз мне их носить нельзя! Пускай она будет принцессой. Смотри, Мардж, она похожа на меня!
- Нет, она будет никакой не принцессой, а ангелом, - возразила Марджери, капризно надув губки. – И похожа она вовсе не на тебя, а на меня.
- Нет, куда ей до вас! – старая женщины обняла готовых поссориться сестер. - Зато вы у меня ангелочки.
И правда, если бы усталый путник заглянул сейчас в окно и увидел девочек в светлых утренних платьях, с золотыми кудрями, небесно-синими глазами и пухлыми розовыми щечками, услышал их переливчатый смех и чистые голоса, он бы наверняка принял их за ангелов, тайком спустившихся с небес на грешную землю.
Ричард Кеннет, эсквайр, был богатым человеком, но главным своим богатством считал не сахарные плантации, приносящие более восьмисот фунтов годового дохода, не чистокровных булонских лошадей, к коим он, человек сухопутный, питал слабость, и даже не обширную усадьбу. Главным своим богатством эсквайр считал свою супругу Лучию, четырех дочерей и крохотного Майкла, сына и долгожданного наследника. И золото, хранящееся в неприступном Банке Англии, меркло перед сиянием «золота Кеннетов», венчающего каждого из них кудрявой шелковой короной.
Супруга эсквайра в молодости была удивительной красавицей – статная фигура, точеное личико, плавные грациозные движения, взгляд с поволокой, нежная фарфоровая кожа и густые тяжелые волосы редкого оттенка, который молодой художник Энтони Бёркс называл тициановским. Ко всему прочему, она происходила из благородного итальянского семейства, слыла девицей разумной, добродетельной и безупречного поведения, имея притом солидное приданое. Нужно ли говорить, что сеньорита Лучия не испытывала недостатка в поклонниках? Джентльмены, молодые и не слишком, наперебой сравнивали ее то с Мадонной, то с Венерой, поэты посвящали стихи, а художники тщетно пытались передать на холсте совершенство линий и природных красок, однако она выбрала Ричарда – человека скучноватого, но твердо стоящего на ногах, надежного и обладающего деловой хваткой. И не прогадала.
- Нянечка, а скоро будет готово? Мы посадим ее на скамеечку, которую сделал Том, а вот эта меховушка - это будет ее собачка, а рядом поставим мавра с подносом и Кэтти в кружевном фартучке… - затараторила Энн, перебирая игрушки, - Ой, бедняжка, у нее носик облупился... Или посадим в карету, а к ней посадим принца! Не того деревянного, а нового, с оловянной шпагой и в белой шляпе. Нет, принц в карету не поместится…
- Посади сверху, - не отрываясь от книги, отозвалась Виктория, самая старшая дочь эсквайра Кеннета.
Марджери захихикала.
- Принцы верхом на каретах не ездят, - серьезно заметила Энн. – Скорее бы Тилли одела эту новую куклу! Зачем эти противные купцы положили ее в такой сырой ящик? Если бы они берегли ее лучше, ее платье бы не полиняло и нам бы не пришлось так долго ждать.
- Ну, они же не знали, что попадут в шторм, - рассудила Марджери. – Викки, расскажи сказку, пока няня шьет!
- Сказку? – задумчиво переспросила Виктория.- А про что?
- Про эту куклу! – весело блеснула лазурными глазами Энни, забираясь на диван рядом с сестрой.
Никто не умел рассказывать такие чудесные сказки, как Виктория.
- Ну слушайте. – девушка скинула туфли и подобрала под себя ноги, устраиваясь поудобнее. - Эта кукла родилась в Китае – она ведь фарфоровая, а Китай - это родина фарфора…
- А папа сказал, что она из Германии, - перебила Марджери, но замолчала под холодным взглядом сестры.
Виктория на миг задумалась, но потом ответила с улыбкой Сфинкса:
- Да, эта кукла из Германии, но она попала туда из Китая. Это была кукла дочери китайского императора, а как она попала в Европу, я вам расскажу. Как известно, в Китае водится много грифонов…
- Ты хотела сказать «драконов»? – снова влезла Марджи.
- Если бы я хотела сказать «драконов», я бы так и сказала, и хватит мне мешать. Может быть, ты знаешь эту историю лучше меня? – осведомилась Виктория. Сказать по совести, она действительно оговорилась, потому что задумалась о далеком Китае с его беседками с загнутыми крышами, под которыми завернутые в шелк китаянки пьют чай из фарфоровых чашек, а маленькие китайские дети играют с их разноцветными зонтиками. Мистер Эванс, купец, старый партнер ее отца, часто привозил диковины из дальних стран. Чего только стоил прекрасный веер, подаренный мистером Эвансом ее матери на день ангела! Или великолепные четки из зеленоватого камня, или изумительные ткани, из которых пошиты все ее бальные платья! Каждый визит мистера Эванса был для детей праздником, - всякий раз их ждала маленькая радость - кукольные домики, миниатюрная посуда, фигурки животных, воздушные змеи, да мало ли еще что попадалось дорогому гостю на заморских рынках. Однажды он привез отцу шахматы.
- Это очень приятно, Мартин, но мне некогда заниматься пустяками. Управление плантацией, знаешь ли, отнимает много сил и времени, - отвечал тогда отец. – Мой управляющий – неглупый малый, но его нужно постоянно проверять, а то, не ровен час, запустит лапу в мой карман. Рабы с каждым днем становятся все нахальней и ленивее, едва справляемся. Мы живем в такое время, мой дорогой Мартин… сейчас невозможно найти честного человека, кругом воры да мошенники. Все приходится делать самому. Какие уж тут шахматы.
И шахматы положили на полку в отцовском кабинете, где они лежали бы по сей день, если бы Виктория, вернувшись из монастыря, не заприметила коробку, задвинутую за стопку бумаг.
- Викки!- позвала маленькая Энн. – Рассказывай, пожалуйста, мы не будем перебивать.
- На чем я остановилась?
- В Китае много грифонов, - смиренно напомнила Марджери, всем видом давая понять, что ни за какие блага не станет больше прерывать ее рассказ.
- Мисс Викки, мисс Викки! – в детскую осторожно заглянула Дора. – Ваша маменька просила позвать вас, там принесли письма из города… Верно, что-то плохое, госпожа так расстроилась!
- Дора, глупая гусыня, напридумывала же! Вечно всполошишь всех понапрасну… С чего это ты вообразила, будто вести дурные?- проворчала старуха нянька, но, немедленно оставив шитье, проворно поковыляла вслед за Викторией и ее горничной.
Миссис Кеннет нервно теребила вскрытое письмо.
- Ринучча, дорогая, - голос матери звучал непривычно глухо. – Я получила письмо от Терезы. Стивен очень плох, дитя мое. Доктора говорят, апоплексический удар... Мне необходимо ехать, а ваш отец отправился на дальнюю плантацию! Неужели управляющий сам не может справиться с несколькими строптивыми неграми?! Боже, за что мне это!.. Он печется об этих негодяях больше, чем о родной жене!
Лучия промокнула слезы батистовым платком, тяжело вздохнула и продолжила другим тоном:
- Поедем к вечеру, когда спадет жара. Сегодня так душно, не хватало и нам заполучить удар. Напомни Доре захватить кокосовой воды в дорогу, и пускай уложит твое траурное платье, на всякий случай. Дора, вот и ты. Слышала? Мы с мисс Викторией едем в Порт-Рояль к моей сестре и можем задержаться там на несколько дней, так что собери все необходимое!.. Нет, ну какой все-таки эгоист ваш отец…Дора, ты меня поняла? Кокосовой воды, косынку и траурное платье. Не забудь погладить.
- Хорошо, госпожа, все сделаю, как вы велите, - закивала девушка и дважды сделала книксен. - А я тоже поеду?
Миссис Кеннет скривила губы и с раздражением посмотрела на негритянку.
- Ну разумеется ты едешь, что за вопрос?! Ты же не думаешь, что синьорита Виктория будет сама себя одевать и причесывать, не говоря уже об остальном. С нами поедут Том, Лотта и ты. Матильда, измерь девочкам стопы, я хочу заказать им новые туфли. Тереза рекомендовала мне своего нового башмачника: он очень старателен, разбирается в новинках моды и работает быстро, а его подмастерья всегда вежливы.
Слуги забегали по дому, торопясь исполнить поручения, которыми щедро одарила их хозяйка, а Лучия ходила следом за кем-нибудь из них и продолжала давать наставления. Виктория поднялась в свою комнату, заперла дверь на ключ, достала заветную шкатулку и расставила фигуры, восстанавливая на доске прерванную накануне партию.
- Продолжим, пожалуй, - сказала она своему воображаемому сопернику и передвинула черного коня. – Что вы на это скажете, а? В этот раз не выпутаетесь.
Но противник оказался хитер и через два хода заманил коня в ловушку.
- Ах, вы так? Что ж, ваше право. А я, с вашего позволения, сделаю вот так!- черная пешка съела белую, но вскоре была зажата фигурами неприятеля.
- Сегодня вечером я поеду в город, навестить дядю, так что хорошо бы нам закончить эту партию до обеда, - черная пешка, дойдя до края доски, превратилась в ферзя и через ход уничтожила вражеского коня. – Мне так его жалко – я имею в виду дядю Стива, конечно. Хоть я и не могу сказать, что мы много общались, но всегда жаль, когда кто-нибудь болеет… надеюсь, он поправится. Мы могли бы еще навестить сеньора Бустоса. Мне следовало бы сказать «мистера Бустоса» или «учителя Бустоса», но он всегда называл себя сеньором Бустосом. Он уже давно не держит танцкласса и не выезжает на дом, и я думаю, ему очень одиноко от этого, потому что….
- Мисс Викки, - в дверь тихо постучала Дора.
- Ну вот, снова не доиграли, - шепнула Виктория и, разметив расстановку фигур на специально разлинованном листе, заперла шкатулку и открыла дверь.
- А с кем вы разговаривали? – удивилась служанка, оглядывая пустую комнату.
- Я молилась, - солгала Виктория. Она знала, что обманывать нехорошо, даже если перед тобой рабыня-негритянка, но признаться, что она ежедневно ведет беседы с пустым местом, было бы опрометчиво. Дора была девушкой доброй, однако, по душевной простоте, совсем не умела хранить секреты и мигом выболтала бы все Матильде, или, хуже того, матери Виктории.
- За здоровье мистера Стива? Ой, такое горе, ваш дядюшка, он ведь такой добрый господин, спаси господи его душу, даром что выпивает, - запричитала горничная, едва переступив порог.
- Дора!- одернула ее Виктория.
- Мисс Викки, так ведь это же правда, - испуганно зашептала Дора. – И его кухарка мне то же самое рассказывала, когда вы ездили на бал. Я не хотела сказать про мистера Стивена ничего плохого, он не то, что некоторые другие господа, никогда не позволяет лишнего с прислугой, если выпьет… ой, просите меня, мисс Виктория.
- Довольно об этом. Помоги мне с волосами. Пока ты собираешь вещи, я посижу в саду.
- Сегодня очень злое солнце, мисс Викки, как бы вам не напекло голову, - слабо запротестовала служанка, но сдалась под непреклонным взглядом хозяйской дочери.
Дора оставила траурное платье и убежала, и вскоре вернулась с двумя глубокими мисками, в одной из которых плескалась золотистая жижа, а во второй – густая белая масса. Поставив миски на стол, Дора помогла хозяйке раздеться и облачила ее в простое домашнее платье и подобие пелерины из плотной ткани. Виктория распустила волосы и темно-золотой водопад скрыл ее фигуру до пояса.
Мало кто знал, что золото было бронзой. Как и все отпрыски четы Кеннет, Виктория родилась с золотым руном на голове, но постепенно кольца становились все крупнее, а локоны начали темнеть, пока к восьми годам не сделались едва волнистыми и приобрели золотисто-коричневый оттенок. На помощь пришла изобретательная Лотта, карибское солнце и лимонный сок. Полированная бронза иногда удивительно похожа на золото.
Теперь Виктории было почти шестнадцать и из-под золота упрямо лезли темно-каштановые корни. Она завидовала матери и сестрам, ведь им не приходилось часами сидеть на солнце в шляпе без дна, с полями размером с зонтик, с которых свисал занавес намазанных медом и лимоном волос, привлекая мух и пчел. О, если бы только это! Викторию угораздило уродиться смуглой, в прапрадеда, как говорила Лучия, так что каждое утро перед умыванием Дора покрывала лицо, шею и руки хозяйки кефирно-лимонной смесью, а во время купания заворачивала в пропитанную этим чудодейственным средством простыню. Лимон и немного пудры творили чудеса, но белизны мейсенского фарфора, как диктовала мода, все равно достигнуть не удавалось. Однажды Виктория уговорила Дору, втайне мечтавшую о светлой коже, испробовать средство на себе, но на негритянку оно не оказало никакого воздействия.
- Пусть его, - сказала тогда разочарованная служанка. – А то, чего доброго, люди начнут думать, будто моим отцом был какой-нибудь белый господин. Вы же знаете, мисс Викки, какие бывают сплетники. Еще подумают, спаси Боже, на вашего батюшку! Или – все равно – это очень нехорошо, когда господа грешат с рабынями.
Виктория соглашалась, что это совсем нехорошо: грешить с кем бы то ни было. Дора появилась в их семье год назад, когда Виктория после тяжелой болезни вернулась из монастыря и семья решила, что молодой девушке нужна личная прислуга. Негритянка была всего на два года старше своей хозяйки, но знала и умела все, что требовалось. Прежде она принадлежала престарелой вдове, старой ведьме со склочным характером, которая к месту и не к месту ссылалась на святое писание, и любила наказывать слуг безо всякой причины, в воспитательных целях. Дора часто говорила, что ей повезло с новыми хозяевами.
- Дора, - спросила однажды Виктория. – Скажи, а если бы ты была свободной, ты бы так же осталась со мной или уехала бы куда-нибудь?
Дора отчего-то сначала смутилась, а потом и вовсе расплакалась.
- Разве я сделала что не так, что вы хотите отослать меня? Куда же я поеду без вас, что вы такое говорите! Не обижайте бедную Дору!
- Не знаю. Ты говорила, что на Эспаньоле живет твой дедушка. Неужели ты не хочешь к нему? – пожала плечами хозяйка. – Ведь если ты хочешь к своему деду, а тебе приходится оставаться здесь не по своей воле…
-Ой, мисс Виктория, зачем вы так. Я за вами хоть на край света, - всхлипывала она.
Больше всего на свете Виктории в тот миг хотелось знать, правду ли говорит служанка. Откровенно говоря, Викторию мало интересовали разлученные деды и внучки, - но ей было важно знать, что Дора находится рядом с ней по своей воле. Что она не прячет тихую неприязнь за вечной улыбкой, что не проклинает в глубине души этот дом и его жителей, что она действительно рада каждое утро видеть свою молодую хозяйку, гулять с ней по саду, приносить чай и заплетать волосы на ночь.
Она вдруг представила, что родилась не в богатой семье белой англоитальянской девочкой, а бедной негритянкой, чьи родители работали на плантации. И ее продали бы в чужой дом… а что, если бы ей там не понравилось? Сказала бы она об этом? Пожалуй, сказала бы. А ее бы побили плетьми… пускай, она все равно бы сказала. Или сбежала бы к деду на Эспаньолу. Да, разумеется, одинокая молодая негритянка привлекла бы внимание нечестных людей, готовых извлечь из всего выгоду, но Виктория подумала, что можно было бы выдать себя за служанку какого-нибудь пассажира и таким образом проникнуть на корабль. Некоторые суда, занятые перевозкой переселенцев, брали на борт столько пассажиров, сколько находилось желающих и способных платить, и Виктория не видела сложности в том, чтобы затеряться в этой толпе. Но Дора осталось… Значит ли это, что ей здесь хорошо, или она просто боится?
Она рассказала Тилли о своих сомнениях, но нянька ее не поняла и как будто испугалась.
- Что ты, деточка моя! Родиться рабыней! Никогда даже не думай об этом, что люди скажут? – всплеснула руками старуха. – Конечно, Доре тут хорошо: сыта, обута, одета, разве так живут другие негры? Разбаловали девку что прынцессу, катается как сыр в масле. Выдумщица ты, Ринетта, какая же ты выдумщица…
Матильда долго гладила ее по голове и посмеивалась, но вечером рассказала все мистеру Кеннету. Отец вызвал дочь в кабинет и прочел долгую нотацию, а Виктория рассматривала инкрустированный перламутром набор для письма, привезенный купцом Эвансом из Индии. Еще он привез пресс-папье в виде черепахи, оно лежало здесь же, на столе. У черепахи были лукавые глаза.
- … и они должны ценить благодеяния, которые мы им оказываем. Они как малые дети, неспособны рассуждать здраво и жить без мудрого наставления. Без нас они обречены погибать в нищете и дикости…
Отец продолжал еще полчаса в том же духе, а Виктории было смертельно скучно. С тех пор она не говорила ни с кем о вещах серьезнее погоды и обеденного меню.
- Дора, а о чем ты мечтаешь больше всего на свете?
- Неловко сказать, мисс Викки, но раз уж вы спрашиваете… - она смущенно болтала кисточкой в миске с лимонной жижей. – Есть один парень… но я не могу сказать, кто, не могу! Пожалуйста, не просите.
- И ты в него влюблена?
- Ох, мисс Викки…
- А он знает?
- Нет, я ему ничего не говорила и умру от страха, если он узнает, - капли сока сорвались с кисти и потекли по зеркалу, и Дора принялась старательно его вытирать, еще больше размазывая. - Когда он на меня смотрит, у меня колени дрожат и сердце кувыркается… всё кажется, что догадался.
- Я тоже хочу влюбиться.
- Вы же такая красивая, добрая, умная, так хорошо танцуете, вас все любят!..- она завязала тесемки шляпы-зонтика и разложила по ней хозяйские волосы.
- Наверно у меня неправильное сердце, Дора. Оно никогда не кувыркается.
- Ох, мисс Виктория…

ГЛАВА 1. Портреты на заказ.

Несмотря на то, что солнце уже склонилось к горизонту, жара не спадала, и в карете было невыносимо душно. Дорожная пыль проникала под неплотно прилегающую дверь и клубилась под ногами как струйки дыма. Лучия, полуприкрыв глаза, обмахивалась веером и жаловалась на головную боль.
- Еще немного, и мне сделается дурно, - шептала она и требовала ехать ровнее и тише. На ее щеках горел яркий румянец, губы побледнели, а на носу выступила испарина. В конце концов она отбросила излишнюю стыдливость и попросила Лотту ослабить шнуровку корсета.
Знойная, сухая погода стояла уже несколько месяцев, окрестные плантаторы всерьез тревожились за урожай, да и в городах жители замечали, что обмелели колодцы с пресной водой. Люди становились вялыми и раздражительными.
- Здорово, Том! – кричал кучеру управляющий воловьей упряжкой крестьянин-переселенец, обгоняя карету. – Седьмое пекло, а? Вот жарит! Коняги-то твои еле плетутся, того и гляди завалятся.
- Ты за своими глядел бы лучше, Барт, - гудел Том добродушным басом. – Хозяйку укачало, потому и медленно, а ты езжай себе.
Лучия посмотрела в окно из-за занавески и поморщилась.
- Болван, - с досадой сказала она, поворачиваясь к Виктории. – Если он еще раз позволит себе сказать обо мне подобные непристойности, я клянусь, что откажу ему от места! Это невыносимо! Лотта, напомни мне об этом, когда мы приедем. Ричард должен сделать ему внушение. Развелось проходимцев! Понавезли, будто здесь своих негодяев мало. Не представляю, о чем только думал губернатор, когда выдавал висельникам наделы. Еще немного, и землевладельцами начнут становиться негры и мулы.
- Том не хотел вас обидеть, - успокаивала Лучию служанка, у которой был тайный роман с кучером. – Вы же знаете, он дурак, но зато честный.
- Замолчи, Лотта! У меня от тебя голова болит. О Святая Дева, как жарко! Дора, дай кокосовой воды.
Дора полезла в огромный короб, и в ее глазах мелькнула растерянность. Она продолжала перебирать свертки, загораживаясь от взгляда Лучии крышкой, но вся ее поза выражала безмолвную панику. Актрисой она оказалась никудышной.
- Долго я буду ждать?
- Мама, кажется, я все выпила, - грустно сказала Виктория, заглянув в ларь. Так и есть, негритянка напрочь забыла положить бутыль. - Осталась простая вода.
Лучия мученически сдвинула брови.
- Это так на тебя похоже, дорогая, - не подумать о других, - заключила она. - Дора, я же просила взять больше кокосовой воды! Почему ты взяла так мало? Я что, лошадь, чтобы пить простую воду?
- Простите, госпожа, в следующий раз я возьму больше, - проговорила Дора, поспешно закрывая короб.
- Смотри, как бы тебе не пришлось носить воду на плантации, - надменно заметила миссис Кеннет. Дора бросила на Викторию взгляд, исполненный благодарности. Виктория пожала плечами и отвернулась к окну. Мимо проплывали заборы, наполовину поглощенные буйной тропической растительностью. Здесь начиналось имение братьев Харрисов, с которыми отца связывало несколько взаимовыгодных сделок и давняя тяжба.
Виктория никогда не успевала заметить место, где редко разбросанные среди джунглей хозяйства сходятся в толпу и образуют предместье города.
Говорят, до землетрясения Порт-Рояль был в несколько раз больше, но и теперь он казался девушке гордым и величественным. Новые стены форта возвышались над морем неприступной скалой, а старые стояли посреди водной глади вечным памятником былому могуществу. Несколько лет назад, когда Кеннеты гостили у тетушки, маленькая Ринучча вместе со своим кузеном Николасом ныряла с выступающих из воды каменных плит и видела затонувшую часть города – геометрически правильные поля кораллов и полипов. Пока гувернер, тихий пьяница и любитель чтения, дремал над книгой, дети исследовали загадочное подводное царство.
- Я птица! – смеялась Викки, раскинув руки.
- Тогда уж рыба, - отзывался брат и подныривал под нее.
- Нет, птица – я летаю над колокольней! Подо мной дома!
До дна было слишком далеко. Ник утверждал, что однажды смог достать позеленевший бронзовый флюгер с крыши высокого здания, но Викки не верила: портовые мальчишки давно растащили все, до чего смогли добраться, а плавали они намного лучше ее двоюродного брата.
Хвастливые слова кузена дошли до дядюшки, братца строго наказали, а беднягу гувернера выставили за порог, не дав возможности собрать вещи. Говорили, после того он долго не мог найти себе места, работал счетоводом в скобяной лавке, впал в тоску, пил запоем и сгинул без вести.
Виктории удалось сохранить в тайне свои подводные прогулки в компании брата. Скрывать и таиться – это лучшее, что она умела.

Когда карета подъехала к широким воротам, солнце уже скрылось за крышами домов.
- Сестренка, дорогая! – воскликнула Лучия, выбираясь из кареты.
- Лулу! – высокая полноватая женщина, стоящая на террасе, неторопливо спустилась по ступеням и обняла гостью. За ней, подхватив юбки, скатилась маленькая толстушка и долговязый юнец в лакейской ливрее. – Ринучча! Я ждала вас с самого утра… А где же Чардо?
- Когда пришло письмо, он был на северной плантации. Я направила к нему записку, но он получит ее только завтра утром. Эта дорога просто ужасна! – пожаловалась Лучия, небрежно целуя сестру в щеку. – Мы едва сами не погибли от жары. Как себя чувствует Стивен? Надеюсь, ему лучше?
- Да, сейчас ему стало лучше, но врач советовал не питать напрасных надежд, - скорбно ответила Тереза. – Если Стено умрет, нам будет тяжело справляться с делами и поддерживать прежние связи. А как без связей? Я надеялась, что Ники получит достойный чин.
- Все, что в наших силах… - начала Лучия.
- Ах! – с досадой отмахнулась Тереза, на что ее сестра незамедлительно обиделась. Дамы молча проследовали к лестнице.
Дом, выстроенный из желтоватого камня, был огромен и стар. В дни своей юности, вероятно, он ничем не отличался от соседних особняков, но со временем оброс пристройками, галереями и соединяющими арками. Каждый новый владелец стремился переделать его по своему вкусу, и теперь из-за обилия разнородных черт и пышных украшений в его архитектуре проглядывало что-то восточное.
- Цыганщина, - кривилась Тереза и уговаривала мужа перестроить всё на парижский манер, но супруг, хоть и разделял ее взгляды, не спешил вкладывать деньги в это разорительное дело. К тому же гости, посещающие балы и приемы, которые давались здесь несколько раз в год, выражали неустанное восхищение его фамильным гнездом.
Виктории дом нравился. Нравились его барельефы, чередующиеся с флорентийской мозаикой, скульптуры девяти муз в саду, отбрасывающие причудливые тени на закате, беседка, заросшая вьюнком и неожиданно возникающий за ней мостик через давно высохший, засыпанный песком ручей. Время нарастало на нем слоями, как перламутр на жемчужине, его можно было увидеть, потрогать, ощутить. Это был дом с историей.
- Здравствуй, Викки! – раздался за спиной голос кузена. – Здравствуйте, тетушка. Как добрались?
- Николас, мальчик мой, ты так вырос! – медовым голосом пропела Лучия. – Становишься похожим на отца. В молодости он был таким же красавцем.
- Спасибо, - с улыбкой ответил племянник, взяв ее под руку. – А вы, тетушка, ничуть не меняетесь. Я уже боюсь, что на прогулке нас начнут принимать за влюбленную пару. Где же дядя?
- Он не смог приехать, - промурлыкала польщенная Лучия.
Кузен действительно сильно изменился за прошедшие полгода, но в красивом высоком мужчине Виктория по-прежнему видела того веснушчатого подростка, с которым они ловили жуков в саду, строили песчаные замки и выжигали свои инициалы на стене сарая с помощью большой лупы.
- Что ж, иногда обстоятельства бывают сильнее нашего желания, - дипломатично проговорил он. – Я уверен, он бы приехал, если бы смог. Отцу уже намного лучше, так что я не вижу необходимости бросать важные дела и приезжать сюда.
- Ты не должен обижаться, мой милый. На северной плантации неспокойно, он опасается мятежа.
- Конечно, тётя. Я все понимаю. – сухо сказал Николас. – Сейчас он уснул. Думаю, вам лучше навестить его утром.
- Не будем его будить, - согласилась Лучия. - Все это так печально, что не передать словами. У меня сердце разрывается при мысли, что мы можем его потерять.
- Не стоит, тетя, все обойдется.
В доме было прохладно и неуловимо пахло лекарствами. Пока слуги переносили вещи и готовили комнаты, гости отдыхали от долгого пути на тенистой террасе. Легкий ветер, гуляя между колоннами, обдувал разгоряченные лица и приносил облегчение.
- На прошлой неделе нам принесли портрет Ринетты. Я заплатила за него из тех денег, что ты оставила, но мне пришлось добавить своих, потому что художник запросил больше из-за стоимости красок, - сообщила Тереза, чтобы развеять гнетущее молчание. - В последнее время становится сложно достать многие вещи. Эта борьба с контрабандой в первую очередь вредит добропорядочным людям. Купцы поднимают цены так высоко, как хватает совести, и ссылаются на опасность, которой подвергается их груз в пути. Можно подумать, пираты будут охотиться за кораблем, груженым шпильками и пуговицами!
- Не беспокойся, я верну,- нахмурилась Лучия. - Но сначала нужно взглянуть на портрет, - стоит ли работа тех денег, что за нее запросили.
Тереза сделала знак лакею, и тот мгновенно исчез в доме, а через несколько мгновений вернулся, осторожно неся прямоугольный предмет, обернутый в ткань. Когда мешковина была снята, под ней оказалась довольно большая картина, повернутая изнаночной стороной холста к зрителю. Лакей перевернул ее.
- Знаешь, Бёркс неплохо постарался, но в жизни ты намного красивее, - произнес Ник, разглядывая портрет.
Виктория знала, что кузен лукавит. Если бы девушка родилась бедной крестьянкой, ее называли бы девицей заурядной наружности; если бы она родилась зажиточной горожанкой, ее нашли бы лишь привлекательной; однако Виктория появилась на свет в богатой и знатной семье, и потому все окружающие в один голос называли ее одной из самых прекрасных девушек Нового Света. К сожалению, Виктория знала, что это не так. В монастыре, где обучалось более тридцати воспитанниц схожего возраста, она не выделялась ничем, кроме неприлично смуглой кожи, в отсутствие пудры и лимонных обертываний вернувшейся к своему природному цвету.
Монастырь был странным местом. Состоятельные родители отдавали сюда своих дочерей, чтобы они могли научиться скромности, терпению, милосердию, изысканным манерам, этикету, умению принимать гостей и поддерживать любую беседу. Помимо всего прочего, строгие монахини-наставницы обучали своих подопечных секретам красоты, но не позволяли применять их на практике. Виктория так и не смогла понять, как это соотносится с принципом скромности и главенства духа над плотью, и почему о таких вещах рассказывают женщины, которым запрещены любые, даже самые невинные, украшательства. За неловкие вопросы Викторию в монастыре не любили. Однажды сестра Катерина сказала ей, что добродетельная девушка должна быть богобоязненной.
- Если девушка добродетельная, то зачем ей бояться Бога? – удивилась тогда Виктория. – Она ничем не грешна, и наказывать ее не за что. Он ведь не станет ей вредить просто так…
Вопрос монахине не понравился, однако она, как подобает, терпеливо ответила:
- Не бывает безгрешных людей, и все мы грешны. Признание себя безгрешным есть гордыня! Господь всем воздает по делам его, и всякое несчастье, всякое испытание, которое нам дается, дано для того, чтобы человек мог искупить свои грехи и вернуться на истинный путь.
- То есть она должна бояться, что ей пошлют несчастье, чтобы она осознала и искупила свои грехи? – Виктория задумалась; что-то не сходилось. – Тогда ей тем более нечего бояться. Искупить свои грехи – это же хорошо. Вы сами говорили, что к этому должен каждый стремиться.
- Да, но человек слаб, и испытания его пугают, - заметила сестра Катерина уверенно.
- И нужно, чтобы он пугался и не искупал своих грехов? Или чтобы пугался, но искупал?
– Человек должен преодолевать свои слабости на пути к духовности.
- Но если кто-то не богобоязненный, значит, он уже преодолел свой страх? Вы, что же, хотите, чтобы человек снова завел себе слабость, чтобы ее победить?
- Не я хочу, а Бог! – ответила сестра Катерина с легким раздражением. Воспитанница с рассеянным, и одновременно с тем неприятно-цепким взглядом рыжих, как у местной кошки, глаз, выводила ее из равновесия.
- Откуда вы можете знать, чего хочет Бог? – недоумевающе спросила Виктория, чем раз и навсегда заработала неприязнь сестры Катерины. За спиной ее называли язычницей, хотя не было среди воспитанниц девушки, которая бы интересовалась христианской религией больше Виктории. Она всего лишь хотела знать правду, а монахини считали, что она смеется над ними. Как-то раз Викки спросила, почему все так уверены, что в книгах Святого Писания не закралось ошибок за столько лет, за что была отправлена мыть пол в кухне для обретения смирения и в назидание другим девицам.
- Другие, значит, смирению так и не научатся? Это не справедливо, - сказала Виктория и в результате мыла полы до самой Пасхи. Смирению она, однако, не научилась, но в очередной раз сделала вывод, что иногда необходимо придерживать язык и оставлять при себе свои соображения.
В монастыре Виктория открыла для себя шахматы. Воспитанницы прятали их в тайнике, замаскированном под Евангелие, и коротали без того короткие минуты отдыха за этим увлекательным занятием, на что наставницы смотрели сквозь пальцы. Иногда устраивались целые турниры. Девушки решили, что было бы неправильно назначать награду за выигрыш – иначе это стало бы азартной игрой, а азартные игры, как известно, большой грех, - поэтому они придумывали желания, которые должны были исполнить побежденные. Обычно это была какая-нибудь хозяйственная работа, которую никто не хотел делать, или забавное условие, или другой милый пустяк, такой, например, как задание разбудить сестру Катерину в полночь. Из-за этого большинство монастырских подруг Виктории предпочитали оставаться зрителями, и к тому же немногие овладели шахматным искусством настолько хорошо, чтобы соревноваться с Ленор и Хэтти Гринстоун, признанными мастерицами. Виктория никогда прежде не играла в шахматы, но ей смертельно надоело скрести деревянные полы в качестве наказания, и она начала изучать основы, а вскоре виртуозно обыгрывала самое себя, пока, наконец, не доросла до встречи с настоящими соперниками. О, видели бы вы лицо Хариетт Гринстоун, когда ее король пал от рук четырех недобитых пешек и хромого слона! Словом, благодаря шахматам, этому величайшему изобретению человеческого разума, Виктория избавилась от тяжелой повинности, а другие воспитанницы прониклись к ней уважением.
- Что за чудо твои волосы, Ринучча! Они светятся, как янтарь. Взгляни, как тонко написан каждый локон, - умилялась тетушка Тереза. – Этот выскочка не так плох, как я ожидала. Обязательно закажу ему наш семейный портрет.
- Ты здесь такая задумчивая, - с хитрой улыбкой заметил Николас, - Задумчивая и загадочная. Посмотри, в глубине этих прекрасных глаз сокрыта тайна бытия!
- Замолчи, хватит смеяться, - нахмурилась Виктория.
Девушка на портрете смотрела зрителей отстраненно и немного холодно, словно ей была безразлична мирская суета. Два золотистых омута в обрамлении черных ресниц. В левом – темное пятнышко, как муха в янтаре.
«Поистине царственный взгляд! – бормотал художник, делая наброски. – И печаль, и нежность, и величие!». Бёркс работал долго и дотошно, создавал эскиз за эскизом, стирал и снова рисовал угольные линии, а Виктория тем временем молча страдала от боли в затекших мышцах и мысленно проклинала тщеславие матери.
Секрет ее таинственного взгляда объяснялся приземленно и просто: у Виктории было очень плохое зрение.
«У Вас удивительное лицо, - продолжал живописец, когда, вытянув вперед руку и прищурившись, замерял пропорции. – В нем есть что-то от «Юдифи» Караваджо и от «Прекрасной ферроньеры» Леонардо да Винчи…» Нельзя сказать, что Виктория была польщена таким сравнением. «Юдифь была еврейской вдовой, простолюдинкой, - заметила девушка, - Она соблазнительно нарядилась и провела три дня и четыре ночи в шатре с разбойниками». «Но она спасла свой народ, - восторженно возразил художник». «Да, я помню: перерезала горло главарю его же саблей, предварительно напоив его до полусмерти. Очень мило, - сладко улыбнулась Виктория. – Караваджо...это случайно не тот, которому позировали падшие женщины? А кто такая ферроньера? Жена жестянщика, кажется?» «Нет, вовсе нет! Считается, что на портрете была его дочь… Вы видели ту картину?» «Не имела такого удовольствия», - мрачно ответила Виктория, но портретист был слишком увлечен своим занятием, чтобы различить сарказм в ее тоне. «Вам, должно быть, очень хотелось бы увидеть это великое творение!» - продолжал он.
Но, как ни странно, Виктория не хотела увидеть портрет молодой жестянщицы, и уж тем более ее не радовало сходство с кровожадной еврейкой, написанной скандально известным художником. Вместо ответа она наградила Бёркса испепеляющим взглядом, от которого художник стушевался и прекратил попытки завязать светскую беседу.
- Мне совсем не нравится, - скользя взглядом по картине, подвела итог Виктория.
- Тогда ты можешь подарить портрет Фредерику Моллигану, - предложил кузен. В его синих глазах блеснул лукавый огонек. – Ты сделаешь Фреда самым счастливым человеком на Ямайке.
- Что за вздор! Я не стану дарить своих портретов мужчине, который так бездарно танцует, - категорично заявила Викки. – Возможно, он действительно блестящий адвокат, но двигается как тряпичная кукла. А еще у него толстые пальцы.
Ник звонко рассмеялся.
- Сестренка, ты прелестна.
- Я знаю. – Виктория кокетливо похлопала крыльями ресниц, подтверждая свою очаровательность, затем криво усмехнулась. - И если мне впредь захочется потанцевать с истуканом, я предпочту одну из статуй в этом саду. Они, по крайней мере, не отдавят мне ног.
- Ты слишком строга. Если кто-либо не может превзойти твоего учителя, это еще не значит, что этот человек – неотесанный чурбан, - с улыбкой произнес Николас.
- Сеньор Бустос говорил: «Кто хорошо танцует менуэт, тот хорошо справляется с любыми делами», - пожала плечами Виктория. На террасе было уже темно, слуги зажигали лампы. - Думаю, он прав, Фред Моллиган довольно неуклюж в управлении наследством своего деда. Интересно, как он там…
- Дед Фреда Моллигана?.. – рассеянно переспросил кузен. Он пропустил момент, когда Тереза и Лучия попрощались и разошлись по спальням. Теперь на террасе оставались только они и юный лакей, принесший портрет. Парень откровенно скучал, поглаживал раму, ковырял уголок рогожи и от нечего делать прислушивался к господским разговорам. – Бенжамин, отнеси эту картину в комнату мисс Виктории.
- Да нет же, я говорю об учителе. Как он там, один, без родственников… Я думаю навестить его, если позволят обстоятельства. Слышала, что он серьезно болен.
- Ах, ты про Бустоса…
Пожилой учитель танцев появился в доме Кеннетов, когда Викки было шесть лет. Из-за слабого зрения или по другой причине малышка была очень неловкой, постоянно падала и натыкалась на предметы, и врач, которого пригласил мистер Кеннет, порекомендовал развивать равновесие танцами. Поскольку Лучия была очень хороша, а Ричард ревновал молодую супругу к каждой тени, выбор пал на преподавателя, в силу преклонного возраста неспособного на грех. В далекой юности Бустос был довольно знаменит в Европе, но амурные связи испортили его репутацию и вынудили его бежать в неизвестность, дальше от мести высокопоставленных рогоносцев. Он много путешествовал по восточным странам, и, наконец, под старость возжелал увидеть Новый Свет, но радушного приема на материке не встретил, зато неожиданно для себя стал желанным гостем на Ямайке. Вскоре он участвовал в подготовке всех балов в Порт-Рояле и его окрестностях. Однако со временем мода на балетмейстера Бустоса прошла, знаменитый танцор утратил былую гибкость, стал мучиться бессонницами и болями в суставах, и был вынужден избрать путь скромного учителя танцев.
Мистер Кеннет остался чрезвычайно доволен его работой: спустя полгода девочка двигалась намного увереннее и грациознее, перестала спотыкаться и разбивать коленки и сносно выполняла несколько па, а немолодой учитель не покушался на честь прекрасной Лучии. Было решено, что Викки продолжит брать уроки у Бустоса.
Сначала сложные движения давались девочке с огромным трудом, но потом, когда пришла радость и легкость, она полюбила искусство танца так же сильно, как его любил учитель. Каждая разученная фигура, каждый новый шаг приносили Виктории неизъяснимое удовольствие. Пожилой учитель радовался ее успехам вместе с ней; обучая Викки, Бустос заново проживал свою молодость.
Кроме любимых занятий танца, Виктория брала уроки музыки, пения, рисования, поэзии, грамоты и – совсем немного – арифметики. Последнее ей давалось относительно легко, если не считать не заладившихся отношений с преподавателем.

- На блюде лежало семь яблок. Потом пришел мальчик и съел два яблока. Сколько яблок осталось лежать на блюде? – бубнил долговязый учитель с постным лошадиным лицом.
В саду жужжали мухи.
- Простите, сэр… а с остальными он что сделал? – заинтересованно спросила семилетняя Викки.
- Что вы имеете ввиду?- на безмятежном челе ученого мужа появилась морщинка.
- С остальными яблоками. Два съел, но откуда я знаю, что он сделал с остальными… Вдруг взял с собой или кидался ими… Есть такие скверные мальчишки, что кидаются яблоками. Ник однажды бросил в меня горстью земли, - задумчиво ответила девочка. На скулах учителя заходили желваки… Арифметика - сложная наука, намного сложнее танцев.

К счастью, у Викки была хорошая память, помогающая ей не только при решении задач, но и на уроках правописания. Девочке было достаточно прочесть слово, чтобы узнать, как оно пишется и впредь не делать ошибок, поэтому вдвойне удивительно, что камнем преткновения для Виктории стали стихи. Беда была не в том, что девочка не могла их заучить наизусть – беда была в том, что Виктория их дописывала. Совершенно без дурного умысла и втайне от самой себя Виктория могла прибавить к стихотворению несколько строк или четверостиший, будучи свято уверенной, что их написал сам поэт. Нужно ли говорить, что смысл стихотворения часто изменялся до неузнаваемости.
То же было и с музыкой. Выступление Виктории на домашних концертах изумляло гостей до чрезвычайности: под аплодисменты девочка садилась за клавесин, и, вместо известной мелодии, начинала наигрывать нечто отдаленно похожее, напевая своим глухим низковатым голосом совершенно незнакомую песню. Гости озадаченно хлопали и незаметно переглядывались. Танцы оставались для Виктории единственным утешением.
Настал день, когда тернии европейских бальных танцев остались позади… и учитель и ученица заскучали: оттачивать мастерство оказалось не так увлекательно, как открывать новые горизонты. Бустос был еще достаточно молод, чтобы давать уроки, но уже достаточно стар, чтобы обзавестись некоторыми странностями, простительными людям столь почтенного возраста. Одни старики становятся ворчливыми и раздражительными, другие – излишне любопытными, третьи делаются нелюдимы, а Бустос попросту любил свою работу, поэтому предложил Викки для разнообразия изучать народные танцы. Одному Богу известно, как в их число попали танцы арабского востока и Индии… Но мистер Кеннет был страшно разгневан. Ровно через неделю после того, как он стал случайным свидетелем очередного такого урока, Виктория была отправлена в монастырь.
- Я так соскучилась по сеньору Бустосу! Обязательно навещу его, - решительно заявила Виктория, поднимаясь по лестнице в спальню для гостей.


Глава 2. Танец пепла.

Этим утром в Порт-Рояль пришел ветер. Он срывал шляпы с прохожих, кружил солому под ногами и нес клубы пыли по мостовой. Прихожане в церкви молились о дожде.
- Дорогая, тебе незачем ехать к этому твоему бывшему учителю в такую погоду. Непременно будет буря, - возражала Лучия.
- Я не задержусь, мама. Ники поедет со мной, так что беспокоиться не о чем, - настаивала Виктория. – Доктор сказал, что дяде Стиву лучше, поэтому он согласился меня сопроводить, если визит не затянется. Я тоже считаю, что нехорошо приехать к одному больному, а посещать другого… Я имею в виду, что не пробуду там долго.
- Скажи Доре, чтобы захватила плащ, - сдалась Лучия, вынужденная препираться с дочерью с самого завтрака.
Сеньор Бустос жил в квартале, называемом Старым Центром. Собственно, центром города этот район не был никогда, но так уж повелось. Несколько улочек, уцелевших после наводнения, когда-то были населены мелкими купцами, а теперь здесь трудились портные и ткачи. Самая широкая из этих улиц, сделав петлю вокруг лавки бакалейщика и обогнув пустующий дом, упиралась в каменный парапет. Об ограду бились темные волны, завивая буруны между поросших водорослями крыш. Дом, где доживал свой век скромный учитель танцев, располагался через дорогу от этой импровизированной набережной.
Поднявшись на третий этаж по темной сырой лестнице с шатающимися перилами, Виктория оказалась перед свежевыкрашенной дверью с бронзовой табличкой "А.Бустос, танцмейстер". С запачканного в зеленой краске дверного молотка гостеприимно скалились амуры. Лакей Бенджамин энергично постучал.
- Иду-иду, - раздался приглушенный старческий фальцет, шарканье и скрип половиц, затем дверь распахнулась беззвучно и широко.
Сгорбленный старик, наведя лорнет на гостей, тщетно силился разглядеть их через плечо рослого Бена. Лакей стеснительно переминался с ноги на ногу, но продолжал молча прикрывать господ от придирчивого взгляда учителя.
- Доброе утро, сеньор Бустос! - сказала наконец Виктория, протискиваясь в щель между стеной и долговязой фигурой. Бенджамин испуганно оглянулся, вдруг осознал, что ему следовало бы убраться с дороги, и отступил назад, наступая Доре на подол.
- Мистер Бустос, к вам мистер Перси в сопровождении мисс Кеннет с визитом, - бодро гаркнул Бен.
- Да, именно, "в сопровождении мисс Кеннет", - Николас мрачно посмотрел на лакея.
- Мисс Кеннет в сопровождении мистера Перси, - немедленно поправился тот и украдкой посмотрел на хозяина - мол, теперь-то правильно? На сморщенном лице великого танцора обозначилась улыбка.
- Мисс Кеннет! Мистер Перси! Какая радость в моем доме! - он отступил на несколько шагов, пропуская гостей в тесную переднюю.- Осторожно, половицы...пожалуйте сюда. Я рассчитал прислугу, так что... Нет-нет, мне не трудно... Сеньорита Ринетта, вы с каждым днем все прекраснее. Да, присаживайтесь.
Гостиная, в противоположность узкому лазу прихожей, казалась очень просторной из-за отсутствия мебели и огромного зеркала. Не считая нескольких выцветших пуфиков, расставленных вдоль стен, и низенького столика в углу, зал был пуст.
- Я даю уроки на дому, - пояснил старый учитель. - Многое теперь приходится объяснять словами. Время, дитя мое, никого не щадит... Но, как говорится, vita brevis - ars longa! Я занимался постановкой балета на балу в честь приезда графини Саффолк, когда моя нога была сломана и я передвигался на костылях, да-с! Губернатор тогда отметил, что много лет не видел такого прекрасного балета... Губернатор Суонн... какая тяжелая судьба - сначала потерять жену, потом дочь, а затем и положение, и так бесславно погибнуть! Нет, мы, конечно, знали, что он получает доход от всей контрабанды, которая проходит через порты Ямайки, и потому лоялен к контрабандистам, но никто и предположить не смел, что он имеет долю от пиратской добычи. Такой приятный человек... Я давал несколько уроков юной мисс Суонн. О, как она была талантлива! Запоминала все с первого раза, с полувзгляда, превосходная ученица, терпеливая, внимательная... не то, что нынешняя молодежь, - одни будто деревянные, другие рыхлые, как тесто! Сила, дыхание и гибкость! Вот над чем им нужно работать! Вот без чего не научиться правильно двигаться!.. Она прекрасно чувствовала музыку.
- Я слышал, что она не погибла, а сбежала с кузнецом и тайно поженилась, - оглушительным шепотом сообщил Доре Бен.
- Меньше собирайте сплетен, юноша, - с достоинством ответствовал сеньор Бустос. - Я утверждаю, что никакого романа с кузнецом у мисс Суонн не было и быть не могло! Я лично присутствовал на том самом балу, когда коммодор Норрингтон дважды приглашал мисс Суонн на танец. Совершенно очевидно, на мой взгляд, что они питали приязнь друг к другу и имели намерение обвенчаться. Красивая пара. Коммодор Норрингтон ненадолго ее пережил.
- Так ведь должна была быть свадьба с кузнецом, - этим, как его... Брауном! Даже приглашения рассылали! - не унимался Бен, не замечавший, что Николас сделал ему знак замолчать.
- Вам, должно быть, рассылали?- ядовито поинтересовался старик. - Нет, нет, и еще раз нет!
- Но ведь действительно должна была быть свадьба, - возразила Виктория. - Мы тогда как раз гостили в Порт- Рояле. Мне было восемь, но я хорошо помню, что об этом говорил весь город. Ник, ты помнишь?
- Да, забавный слух, - улыбнулся Николас. - Я помню, что свадьба так и не состоялась. Кроме того, никто из моих знакомых и из знакомых моих знакомых не был приглашен на нее. Вся эта история, скорее всего – не более чем досужая выдумка, выросшая на почве случая на казни.
- Случая на казни... случая на казни... А что вы подразумеваете под случаем на казни, мистер Перси? - поинтересовался сеньор Бустос.
- Я имею ввиду анекдот про то, как кузнец Браун признался мисс Суонн в любви и организовал побег пирату, - уточнил Николас. Виктория бросила взгляд на Дору и заметила, что девушка неотрывно смотрит в зеркало на свое отражение, меняя наклон головы и выражение лица. Поймав в зеркале взгляд хозяйки, негритянка быстро опустила голову и приняла чинную позу. Викки подавила смешок.
- Вы что-то путаете, никакой кузнец не помогал бежать никаким пиратам, - старик был непоколебим.
- Да вы же сами нам об этом рассказывали?! Вы же сами были на той казни, - поразилась Виктория.
- Нет, ничего такого... - упрямо повторил учитель. - Что мне делать на казни? Смотреть на истязания - варварство!.. Так когда, вы говорите, у вас свадьба?..
В зале повисло тревожное молчание.
- Простите, чья свадьба? - с нехорошим подозрением спросил Ник.
- Ваша, разумеется. Ваша с мисс Кеннет. Вы только что говорили мне про бал и свадьбу. - с раздражением напомнил старик.
- Это ВЫ говорили про бал и свадьбу! Про свадьбу адмирала Норрингтона и мисс Суонн! - воскликнула Виктория.
- Если вы не считаете нужным видеть меня на вашем свадебном бале, нет необходимости выдумывать причины, - обиделся сеньор Бустос. - Я вовсе не ожидаю, что меня пригласят на торжество. Вы спрашивали у меня совет по поводу бала, и я вам его дал. А теперь, если позволите, я вернусь в постель, мне нездоровится. Мария! Проводи гостей.
Сгорбленная спина старика исчезла за бархатной портьерой, прикрывающей дверь в спальню.
- Кажется, Марию вы рассчитали, - задумчиво сказала Виктория в наступившей тишине и почувствовала, что в глазах стоят слезы. Она не могла полностью осознать, как могло произойти, что тот сильный, остроумный человек меньше чем за два года превратился в полубезумного капризного старикашку.
- Пойдем, - тихо сказал ей Николас.
- До свидания, сеньор Бустос, – произнесла Виктория в дверях, и вздохнула, спускаясь по лестнице.- Addio, maestro.


Порыв ветра едва не вырвал зонтик из рук. Ветер дул с моря, рассеивая в сухом воздухе водяную пыль и резкий запах водорослей.
- Может, хоть дождь надует, - бормотал кучер, вглядываясь в безмятежную голубизну горизонта. Лошади нервно пряли ушами, но ступали ровно. Карета покачивалась, катясь по неровным булыжникам мостовой.
Викторию задернула шторы и сидела, погрузившись в собственные мысли. Из задумчивости ее вывел резкий толчок и голос кучера.
- Поворачиваем, - прокричал он Бену. - Тут телега перевернулась. Объезжать надоть.
Карета вновь дернулась и кучер направил лошадей в узкий проулок, где едва смогли бы разъехаться двое верховых. Колеса подпрыгивали на кочках и ухабах.
- Поберегись!.. Разойдись!.. - весело покрикивал кучер, а прохожие испуганно жались к стенам. Через несколько поворотов кони начали всхрапывать и озираться, а в воздухе отчетливо повеяло гарью.
- С дороги! Тпрру! - слышалось впереди. Виктория выглянула из окна кареты и успела увидеть летящую на них повозку и безумный огонь в лиловых глазах запряженной в нее кобылы. Взбесившаяся кляча рыскнула в сторону, а телегу понесло вбок, прямо на кучера. а затем был оглушительный грохот. Карета откатилась назад и завалилась на стену. Ник повалился на Дору, Виктория выпала бы в окно, если бы не ухватилась за диван, а затем неведомая сила швырнула ее на пол. Приглушенные проклятия свидетельствовали, что кучер уцелел. Ник первым опомнился от пережитого, и, цепляясь за раму дверцы, попытался подняться. Пол качнулся.
- Викки, ты цела? - хрипло спросил он. Дым теперь был почти осязаем и жег горло.
- Я разбила локоть, - сообщила она, выбираясь из-под сиденья. Дора жалобно всхлипнула. Дверца над ними распахнулась, и Виктория увидела бледное лицо кучера.
- Мистер Перси... Мисс Кеннет... пожар! - выпалил он, помогая им выбраться. Карета между тем задрожала и медленно поехала, лежа на боку. Лошади храпели, становились на дыбы и рвались вперед, оглушенные дымом и грохотом. Улица быстро наполнялась сизыми клубами. Мимо пробегали люди с перекошенными от ужаса лицами, а некоторые метались, что-то крича и натыкаясь на живые преграды.
- Пожар? Где?- спрашивал Бен у перепуганных горожан.
- Везде! Везде горит! - вопила растрепанная старуха в нижней рубахе, кое-как прикрытой шалью. Виктория прижалась к какой-то нише, чтобы толпа не сбила ее с ног.
- Мисс Викки! Мисс Викки! - надрывалась Дора, оттесненная потоком людей. Отчаянно ржала раненая кляча водовоза.
Ник с кучером пытались успокоить лошадей.
- Мисс Викки, да что же это?! - Дора добралась до стены и вцепилась в деревянный брус. - Бежим скорее, мисс Викки, там впереди уже крыши полыхают!
- Ник! - Виктория начала прокладывать путь к брату. - Ник, бросай лошадей! Бежим!
Под ее колени ударило что-то мягкое, девушка упала. Над толпой взвился детский плач. Люди пробегали мимо, толкая ее, спотыкаясь, и мешая ей встать. Наконец Виктория поймала чью-то ногу и успела подтянуться по ней прежде, чем ее грубо отшвырнули.
- Дора! - позвала она, но ее голос потонул в общем шуме. Живой поток подхватил девушку, завертел и понес прочь.
- Мисс Викки! - негритянка появилась позади нее и крепко вцепилась в ее локоть. Совместными усилиями девушки смогли устоять на ногах. Толпа неумолимо оттесняла их от кареты. Запах дыма становился непереносимым, вышибая слезы из глаз.
- Мама! Мама! - надрывался детский голос в толпе. Дора видела, как на высокое крыльцо на противоположной стороне улицы, ломая перила, взбежал конь булонской породы, и, ткнувшись в стену, ринулся в гущу народа.
- Нам нужно вернуться к карете, мисс Викки! - воскликнула она.
- Да, иначе мы потеряемся, - согласилась Виктория и закашлялась. - Иди вперед, я буду держаться за твой пояс.
Но толпа ломилась, не разбирая дороги. Маленькую негритянку крутило в людском потоке, как зерно в жерновах, ее сбивали с ног и пихали локтями, но она отважно протискивалась сквозь сдавленную в узком переулке массу народа. Виктория держалась за пояс ее фартука и прокладывала себе путь, втираясь между чьих-то спин и животов. Послышался хруст - в какой-то миг Виктория подумала, что это трещат ее ребра, но тут же поняла, что всего лишь сломался каркас ее панье. Девушка, как могла, подобрала подол, но ей то и дело наступали на юбку. Она рассадила в кровь колени, но чаще падать было попросту некуда. Более всего девушка боялась, что ее затопчут прежде, чем она доберется до перевернутой кареты.
- Мистер Перси, где же вы? Бен? Колин?! - звала Дора жалобно. Около разломанной кареты никого не было. Оторванная дверца валялась под ногами, колеса вовсе не было видно, а обивка какими-то предприимчивыми людьми была разрезана и содрана кусками.
- И лошадей нет, - заметила Виктория, но негритянка ее не слышала.
- Что будем делать, мисс Викки?! - спрашивала она, всхлипывая.
- Останемся здесь. Ник должен вернуться. Наверно, он помогает кучеру поймать лошадь, - ответила она, стараясь перекричать гул толпы.
Тем временем клубы дыма стали чернее и гуще, и сквозь шум голосов стал слышен треск пламени. Виктория закрыла рот и нос платком, спасаясь от удушливой гари, Дору душил непрерывный кашель.
- Чего вы тут, мисси?! Кровля горит! - над самым ухом Виктории басом прогремел здоровенный детина с пустым ведром. Девушка не успела опомниться, как ее обхватили за плечи и поволокли прочь от опасности.
- Стой, отпусти! Дора! - кричала она, но ее голос казался ей самой не громче комариного писка. Наконец она смогла вывернуться из непрошеных объятий и уцепиться за водосточную трубу. Гиганта с ведром немедленно поглотила редеющая толпа. Густую сизую мглу впереди озарил блеск пламени. Виктория отпрянула в щель между домами, и мгновением позже увидела, что улица, где прежде стояла карета, охвачена огнем. Пламя уже обгладывало стены дома напротив, фонтанами вырывалось из окон и лизало крышу.
"Они успели уйти, они успели, - повторяла про себя Викки, перепрыгивая через баррикады мусора. - Они успели".
В спину ей жарко дышал пожар.
Улица, на которой она оказалась, пробравшись мимо заднего двора, была также полна дыма и паники. Виктория знала, что ей нужно двигаться на северо-запад, но в этом водовороте совершенно потеряла направление, поэтому просто бежала вслед за толпой в ту сторону, где воздух был чище. Высоко в черном небе висел огромный, матовый, багряный диск солнца.
Виктории снова наступили на платье. Девушка ощутила, как рвется ткань, но не стала оглядываться и лишь перехватила юбки и ускорила бег. В конце широкой улицы толпа стала распадаться на несколько ручейков, стекающих в расходящиеся в стороны русла переулков. Ее вынесло в самый крайний, широкий сначала и сильно сужающийся через несколько ярдов. Дыма тут почти не было, зато воняло рыбой и гнилью. Добежав до поворота, девушка увидела каменный парапет и зеленые волны.
"Море. Значит, я просто пойду вдоль берега и доберусь до дома сеньора Бустоса. И подожду там. Когда-нибудь это закончится," - решила Виктория и повернула налево, но вскоре уткнулась в глухой тупик. Половина здания опасно нависала над обрывом, - другая же, уставившись на Викки слепыми окнами, преграждала ей путь. Дома стояли вплотную друг к другу и вновь уводили дорогу в жерло пожара.
"Тут нет двери, но есть окно. Может быть, я смогу пройти насквозь и окажусь там, куда мне нужно," - пронеслась мысль в гудящей от дыма голове. Окно располагалось не так уж низко, а Виктория никогда не лазила в окна. Но она знала, что сможет залезть, если поставит ногу в выбоину и подтянется.
Она уцепилась за шероховатый камень проема и, обдирая носок туфли, смогла нашарить ногой углубление и упереться в него. Руки соскальзывали, камень царапал ладони, но оказалось достаточно одного рывка, и Викки легла животом на подоконник. "Не так уж сложно, - бодро сказала она себе. - Посложнее, чем ригодон, но проще арабского танца". Виктория осторожно перевернулась, подтянула ноги и села. Пола не было. Ноги девушки висели в дюжине футов над темной дырой подвала. Кое-где сохранившиеся деревянные лаги были изъедены мхом и сыростью. Девушка обругал себя за несообразительность.
"Я должна была догадаться. И что теперь? Назад? Да, придется назад, - вздохнула она. - Хорошо еще, что спускаться легче, чем забираться. Можно даже спрыгнуть."
Виктория приземлилась на четвереньки и встала, отряхивая ладони. Улица, преграждающая путь, казалась неприступной скалистой грядой.
- Она не может тянуться бесконечно. Должен быть переулок, - громко сказала Викки и решительным шагом направилась вдоль ряда домов. - Я буду стучаться в каждый, который покажется мне жилым. Попрошу разрешения пройти насквозь. Мне не откажут.
Но с первого же взгляда стало ясно, что более или менее ухоженные дома превращены в склады: окна были заложены кирпичом, двери расширены и перестроены так, чтобы туда могла проехать груженая телега. Рядом со старыми каменными домами стояли и новые, частью деревянные. Эти строения были похожи на гигантские укрепленные сараи. Ворота одного из таких зданий были распахнуты, несколько бедно одетых, но крепких мужчин выносили оттуда ящики и бочонки, а пожилой тучный человек с красным лицом поторапливал их. По всему было видно, что какой-то купец, боясь, что пожар доберется сюда, спасал свое имущество от гибели.
- Живее, живее! - покрикивал он, прерываясь на кашель и ругань.
- Это последние, - расслышала Виктория слова грузчика и опрометью бросилась к купцу.
- Подождите, сэр! Не уходите! - девушка вбежала в помещение. Грузчики, не заметившие ее прежде, замерли. В Викторию уперлись двенадцать пар глаз.
- Простите, сэр, мне нужно попасть на ту улицу, что идет за этим домом! - выпалила она, поравнявшись с толстым человеком. - Если у вас есть черный ход, позвольте мне им воспользоваться.
В полумраке склада царила гробовая тишина.
- Из-за пожара... я заблудилась и потеряла кузена... Может быть, я смогу встретиться с ним там... если у вас есть черный ход, - продолжала она менее уверенно. В угрюмых работниках, в их напряженном молчании было что-то настораживающее.
- Давайте прикончим ее! - крикнул тот, что стоял ближе всех к выходу, и бросил ящик на землю. Виктория почувствовала удар по затылку и увидела несущийся на нее деревянный пол. На несколько мгновений свет померк. "Нет, возьмем с собой: Таир искал рыжую,"- донеслось до ее слуха сквозь шум крови в ушах. Оглушенная и ничего не соображающая, Виктория приподнялась, опираясь на руки, и была снова сбита тяжелым ударом, отчасти смягченным пышным узлом прически. В последнем отчаянном усилии она еще пыталась ползти, когда вдруг явственно осознала, что же так смущало ее в облике грузчиков. "Оружие, - вспыхнула запоздалая догадка в гаснущем сознании. – У них было много оружия".


...Начало возвращаться сознание. Сначала Виктория не могла понять, где она и что произошло, но через мгновение воспоминания лавиной обрушились на нее, погребая под собой надежду, что ей приснился страшный сон и она лежит в собственной постели. Девушка попыталась открыть глаза и пошевелиться. К ее ужасу, тело ее не слушалось. Тела попросту не было. Обнаженная душа плыла в кромешном мраке бесконечности. "Я умерла? Разве это так бывает? Просто темнота и никаких ангелов? Или хотя бы чертей? Хоть что-нибудь! " - мысленно закричала она, охваченная непередаваемым страхом перед этой черной бездной. В горле застрял горький комок, мешая дышать. Инстинктивно она закашлялась и поняла, что у нее все-таки есть горло. Еще у нее были руки - девушка почувствовала, как саднят сбитые ладони и, невероятным волевым усилием стряхнула оцепенение, сковавшее ее тело. Она пошевелила пальцами, как будто хотела убедиться, что все они на месте. Руки слушались плохо. Тут Виктория вспомнила, что ее глаза по-прежнему закрыты, и постаралась разомкнуть тяжелые веки, но ничего не изменилась: ее глаза по-прежнему созерцали непроглядную ночь. Она хотела перевернуться на бок, но ноги будто бы онемели и были как чужие. "Нужно ими подвигать, тогда кровь начнет ходить и они снова станут чувствовать", - решила она и, превозмогая себя, заставила левое колено сдвинуться на полдюйма, затем еще немного, ожидая, что вскоре сотни мелких иголок вопьются в ногу и побегут по жилам. Но ноги были как ватные, а Викторию стала колотить крупная дрожь. Голова готова была расколоться от боли. Кое-как, помогая себе руками и напрягая мышцы, Викки согнула не принадлежащие ей конечности. Они медленно просыпались, но без знакомых жгучих искорок под кожей, а так, как просыпается очень крепко спящий человек. Это было странно и пугало едва ли не больше, чем чернильная мгла вокруг. Виктория потрогала затылок: волосы были твердыми от засохшей крови. Она осторожно обследовала голову, но так и не смогла определить, проломили ли ей череп, или же многочисленные шпильки пропороли кожу во время удара. На затылке, ближе к правому уху, вспухла огромная, болезненная шишка.
"Где же я? Должно быть, на том складе. Они оглушили меня и заперли. Почему? Зачем?.. - мысли были такими же неуклюжими, как и все тело. - Наверно, это были воры. Они грабили чужой склад, а я помешала".
От головной боли мутило и казалось, что пол под ней колышется. Доски были сырыми и холодными. Она свернулась в плотный комок, стараясь унять сотрясающую ее дрожь. Пролежав так какое-то время, девушка вспомнила про пожар, бушующий в городе. "Если я не встану, то сгорю вместе с этим проклятым сараем," - сказала она, стуча зубами. Удивительно, но запаха дыма здесь почти не ощущалось. Гарью пахли ее волосы, одежда, но спертый воздух был наполнен совершенно другими ароматами - здесь пахло застоявшейся морской водой, смолой и чем-то приторно-сладким. Виктория вспомнила затопленный подвал заброшенного дома.
Она села, убеждая себя, что качающейся пол всего лишь плод ее воображения. От вспышки боли в затылке перехватило дыхание. Виктория судорожно вздохнула, и вместе с выдохом содержимое ее желудка устремилось наружу. Она отползла, вытирая густую горькую слюну, и наткнулась локтем на решетку. Девушка поднялась на ноги, хватаясь за прутья, но клетка оказалась слишком низкой для человеческого роста. В таких обычно перевозили крупных животных.
"Они заперли меня в клетку для скотины. Такие клетки закрываются снаружи простыми запорами. Животные не могут их открыть, потому что у них нет рук. А у меня - есть," - появилась в мозгу спасительная мысль. Девушка изучила каждый дюйм злополучной клетки, пока не наткнулась на тяжеленный амбарный замок. Силы покинули ее, и она, рыдая, опустилась на пол. От каждого всхлипа в голове бил гигантский колокол.
"Надо кричать, тогда меня кто-нибудь услышит и освободит", - сообразила она, когда от слез заболело горло.
- Помогите! Кто-нибудь! - заорала она так, что сама чуть не оглохла от собственного вопля. - Люди! Помогите! Я здесь! Меня заперли! Заперли, помогите!
Она кричала и стучала замком об решетку, и с каждой минутой надежда таяла, как восковая свеча, пока, наконец, Виктория не услышала скрип петель, грохот и приближающиеся шаги.
В лицо ударил яркий свет, оказавшийся фонарем. Теперь Виктория смогла рассмотреть помещение, где оказалась. Прежде обширный склад превратился в заставленную ящиками узкую коморку с нависающим потолком. Даже стены здесь были какими-то кривыми и покачивались в такт ударам молота в голове.
Человек, держащий фонарь, приблизился к клетке.
- Чего орешь? - лениво осведомился он, опуская фонарь, чтобы разглядеть скорчившуюся в углу девушку. Виктория узнала в нем одного из грузчиков.
- Эй, Джим, ты? - окликнули откуда-то сверху. - Пошел отсюдова, кэп запретил ее трогать!
- Она орет, - ответил разбойник с фонарем. Виктории почудилось, что это прозвучало обиженно.
- Пускай орет, а ты не трогай, - сварливо ответили из темноты.
- А я и не трогаю!.. Ты! Если будешь орать, я тебе глотку твоими же кишками заткну, - прорычал громила, нависая над клеткой, затем развернулся и медленно проследовал к деревянной лестнице. Яркий цветок фонаря и черный силуэт скрылись в люке.
Виктория замерла, переваривая новости. Итак, она похищена неизвестными головорезами во главе с неким капитаном, ее заперли в клетке, ее сторожат и ... везут? Стали понятными и качающейся пол, и гнутые стены, но девушка отказывалась верить, что все происходящее случилось с ней наяву. Это было похоже на сон, - кошмарный, запутанный, малопонятный и бестолковый. Так не бывает. Вернее, бывает, но с другими... с героинями пьес, с персонажами книг, но не с живыми людьми. Её похитили и везут на корабле. Так не бывает.
Ее разбудил в грохот отпираемого замка. Молчаливый матрос поставил в клетку ведро с известью и оловянную кружку, накрытую куском хлеба, на поверку оказавшимся сырым, тронутым плесенью сухарем. У воды был противный привкус, и Виктория не смогла заставить себя выпить больше глотка. Головная боль отступила, напоминая о себе лишь при резких движениях, однако все тело ломило. Не удостоив девушку взглядом, матрос скрылся в дыре под потолком. Викки повертела в руках сухарь и брезгливо закинула его за ящики. Послышался писк и возня - крысы делили богатое подношение. Виктория закрыла уши руками и завизжала, чтобы перекрыть эти жуткие звуки, а потом в приступе бессильного гнева колотила ногами железные прутья решетки. Замок оглушительно гремел, но стойко переносить сокрушительные удары. Виктория проклинала себя, свою сентиментальную привязанность к учителю, давно пребывающему в маразме, проклинала кучера, выбравшего злосчастный объездной путь, проклинала брата, бросившего ее в беде, и кричала, кричала, пока не сорвала голос. В горле пересохло. Виктория нашарила кружку. На этот раз вода показалась ей терпимой. Ее обнаженного запястья коснулось что-то тяжелое и мягкое. Она отдернула руку и расслышала стихающий стук коготков по полу. Кричать уже не было сил. Виктория прислонилась к решетке и прикрыла глаза…

…Она не знала, сколько прошло времени. Здесь, в вечной темноте трюма, не было ни дня, ни ночи. Иногда сверху доносился шум, и тогда Виктория понимала, что там, у них, наступило утро. Всю еду девушка отдавала крысам, воду же приходилось пить, чтобы не умереть от жажды. Крысы почти не интересовались Викторией, - в знак благодарности, как она полагала. Тюремщики проявляли к своей пленнице ничуть не больше любопытства, и та испытывала некую признательность им за это, поскольку услужливое воображение уже нарисовало картины всевозможных пыток, которым ее могли бы подвергнуть. Но, по-видимому, девушка нужна была им целой и невредимой. Она надеялась, что ее украли для выкупа, и вернут родителям, как только получат требуемую сумму. Иначе и быть не могло. Виктория несколько раз сообщала свою фамилию приносящему хлеб моряку, стараясь донести до него мысль, что она - очень ценный груз и обращаться с ней нужно соответствующим образом, но все ее доводы разбивались об его злобное молчание, а сухари изо дня в день были все гаже. Когда скрип лестницы стихал, Виктория начинала молиться и постепенно проваливалась в спасительный сон. В первые дни она спала урывками, а видения, приходящие в полудреме, были отражением пережитых ужасов. Теперь же сны сделались самым желанным подарком, о котором она могла просить небеса. Во снах, наполненных солнцем и воздухом, было свободно, легко и радостно. Сны были избавлением. Здесь была Дора с букетом роз, источающих сладковато-острый смолистый аромат; Ник со своим непонятливым лакеем; старая нянюшка, играющая в саду с сестренками; кухарка с подносом имбирных пряников, отчего-то пахнущих лакрицей; Лучия, примеряющая новый наряд; учитель Бустос, отсчитывающий вслух такты в бурре… Но, открыв глаза, девушка вновь видела мрак душного трюма, пропитанного все тем же сладковатым зловонием, которое проникало из реальности в ее грезы. Виктории начинало казаться, будто она живет наоборот, и, засыпая, попадает в явь.
- Чертовы ублюдки! Ты погляди, ящик прогрызли, товар весь в дерьме! - ругался боцман, зайдя в трюм и обнаружив, что груз - темно-коричневые комки с острым запахом - попорчен крысами. - Теперь сам дьявол не разберет, где что.
- Волка выпустим - живо расправится, - оправдывался матрос. - Вот через недельку выпустим.
- Как бы он нашу красотку не сожрал, - ржал, похабно осклабившись, другой.
- Да она сама кого хошь сожрет, - пробормотал сутулый, мрачного вида человек, который всегда приносил Виктории еду. Девушка про себя звала его Тюремщиком. Однажды она, пытаясь сбежать, укусила его за руку.
- Нижние подмокают, - отметил боцман раздраженно. - Где-то течь. Ваше счастье, что сегодня встанем в доки, иначе бы вы, падлы безглазые, весь убыток платили из своего кармана! А мало бы вышло, шкурой своей бы доплачивали!
- Вчера было все сухо... - гундосил Тюремщик. Веселый матрос строил за спиной боцмана рожи и делал Виктории неприличные знаки. Она делала вид, что дремлет.
- Это твоя работа, Дуг - за грузом глядеть, а наше дело с парусами управляться, - возразил второй моряк. - Ежели тебя жаба душит, что таировы деньжата прямым курсом к кэпу плывут, а в твой порт не заходят, то мы-то тут не при чем будем.
Боцман разразился грязной бранью, и по его злобному тону Виктория поняла, что реплика матроса попала в цель.
- Жалко некрещеной собаке такую кралю отдавать, не попользовав напоследок! - подмигнул первый матрос. - От него не убудет.
- Заткнись лучше, кэп узнает - повесит сушиться на солнышке, - испугался его приятель.
- А кто ему расскажет? Ты, что ли? Говори, ты решил нас заложить, а? Нет? То-то же. - сквозь полусомкнутые ресницы Викки с растущим страхом наблюдала за их спором. От ужаса заныло в животе и по затылку пробежала ледяная волна. Девушка замерла, как будто надеялась, что, если она станет совершенно незаметной, про нее забудут.
- Что это вы такое надумали, парни? - с угрозой с голосе спросил боцман.
- Да ладно тебе, Дуг. Хоть так долю свою получим. С паршивой овцы хоть шерсти клок, как говорится, - свет фонаря заслонила тень. Загремели ключи. Виктория приготовилась сражаться за свою чести до последней капли крови. Где-то в темном уголке сознания билась мысль, что она живет последний час.
- Ну ты нахал, однако, - протянул боцман, приближаясь к клетке. - Забыл, кого тут уважать надо? Кого вперед пропускать?
- Зачем? Для тебя стараюсь, - матрос распахнул дверь. Виктория, как освобожденная пружина, рванулась ему под ноги, кубарем выкатилась из клетки и бросилась к лестнице. До последней ступени трапа ей не хватило двух мгновений. Отбивающуюся девушку стащили за волосы и перевернули на спину. Тюремщик держал ее за руки, а двое других негодяев удерживали ноги.
- Да шевелитесь вы, черепахи дохлые, - шипел боцман, - Вы что, с бабой справиться не можете?
Виктория лежала среди ящиков, наполовину распятая, зацепив щиколотки друг за друга и изо всех сил сжимала колени.
- По роже не бей, синяки останутся, - хозяйственно предупредил боцмана Тюремщик. - Кэп прибьет.
Ужас и боль отступили перед леденящим холодом. Побоев Виктория почти не чувствовала, лишь увидела, как боцман расстегивал пуговицы на штанах, как он задрал ей юбки, как матросы, ругаясь, растащили ее ноги в стороны. Девушка словно бы раздвоилась: ее истерзанное тело извивалось в корчах, кричало и плакало, а она сама отстраненно наблюдала за творящемся непотребством и все происходящее казалось ей сном или скверной пьесой. Боцман спешно приводил своё оружие в боевую готовность, одной рукой поглаживая ее бедра и тиская мягкую ткань промежности, но Виктория не ощущала этих прикосновений, краски и запахи поблекли и обесцветились, а звуки, доносившиеся до ее слуха, были гулкими и далекими. В ушах стоял странный звон, переходящий в жуткий лай, перемежающийся всхлипами и стонами, будто огромная собака, рвалась с цепи. Девушка безразлично отметила изменившиеся лица матросов и минутное замешательство в красных глазах боцмана. А звук все нарастал, пока не накрыл с головой. Невидимый пес надрывался, исходя на визг, и сквозь вялое равнодушие вновь прорезался страх, а за ним последовало осознание, что этот звук не более чем ее собственный смех. Виктория истерически хохотала и равнодушно смотрела на себя, распростертую на полу и весело смеющуюся.
- Она умом тронулась, - громко подвел итог Тюремщик. Виктория расслышала, но не поняла, про кого он говорит. Расплывающиеся фигуры растекались и вытягивались. Подсвеченное снизу лицо боцмана было похоже на уродливую маску. Тени резко обрисовывали звериные оскалы матросов, держащих ее за ноги.
- Что здесь происходит? - по трапу загрохотали тяжелые сапоги. Боцман, злобно зыркнув, завозился с клапаном штанов, остальные негодяи переглянулись и рывком поставили Викторию на ноги.
- Я вас спрашиваю, что за шум? - из люка показалась голова капитана.
- Сбежать хотела, сука. Укусила за руку, - Тюремщик продемонстрировал красный след на предплечье. Капитан брезгливо покосился на заживающую рану и повернулся к запыхавшемуся боцману.
- Вчетвером ловили, больно шустрая, - выдохнул он.
- Что с товаром? - резко перебил его капитан.
- Два ящика немного крысами попорчены, остальное в порядке, кэп, - Виктория пораженно наблюдала, как свирепый, похожий на медведя головорез съеживается и уменьшается в размерах под усталым взглядом капитана.
- Готовьтесь к погрузке, заходим в порт. С девкой аккуратнее, - он еще раз обвел взглядом всю компанию, развернулся и направился к люку. В его прямой осанке чувствовался бывший военный. Смешливый матрос подхватил фонарь и услужливо подсветил ему ступени.
Виктория не помнила, как ей связывали руки и тащили на верхнюю палубу. Зато она запомнила, как сверху через крышку люка на нее хлынула лавина воздуха и света. Их было так много, что девушка зажмурилась и пошатнулась. Ее поймал и передал боцману идущий сзади Тюремщик.

Добавлено спустя 39 секунд:
Глава 3. Проданный шелк.

Утреннее небо было залито зеленым и красным. Вокруг царило оживление: команда быстро и слаженно выполняла приказы человека, которого Виктория приняла за купца на складе, - он оказался старшим помощником. Навстречу стремительно надвигались очертания причала. Бросили якорь, и вскоре вниз по сходням устремились люди с ящиками. На причале стоял капитан и, демонстративно положив руку на эфес, наблюдал за разгрузкой. Это, и еще два пистолета за поясом старпома держали на внушительном расстоянии от груза праздных зевак и любителей дармовой наживы. Пристань, впрочем, была почти пустой, несмотря на то, что солнце уже показалось из-за горизонта. Цепочка волокущих ящики людей вызвало в памяти девушки муравьиную дорожку, а снующие по палубе и залезающие на мачту матросы усиливали сходство с муравейником под мутным увеличительным стеклом. Линза немного искажала изображение по краям.
- Эй, - Викторию тряхнули за плечи, и она поняла, что заснула стоя. Ноги едва держали ее, и колени готовы были подкоситься. Ее подтолкнули к сходням, и она, безучастно, как сомнамбула, сошла с корабля.
Человек, именуемый капитаном, кивнул Тюремщику, сказал несколько слов старпому и подошел к Виктории. Блеск его пуговиц на солнце резал глаза.
- Пошли, - сказал он ее мрачному сторожу.
Город, в котором оказалась Виктория, не был похож ни на провинциально-тихие поселения близ ее поместья, ни на дряхлеющий, но гордый Порт-Роял. Несуразный - единственное слово, которое приходило на ум при виде этого неожиданного сочетания роскоши и убожества, примеров неистощимой хитрости и беспредельной лени, встречающихся на каждом шагу.
Безмятежно-сонное оцепенение отступало, девушку начинало знобить. Она вдруг почувствовала себя злой, голодной, усталой и бесконечно несчастной.
Покинув порт, похитители свернули на узкую тропу, которую язык не поворачивался назвать улицей. Тропа пролегала среди утопающих в зарослях домов и представляла собой скользкие деревянные мостки, лежащие посреди большой лужи или небольшого болота, состоящего из морской воды и городских нечистот. Из зыбкого месива выступали покосившиеся изгороди, сколоченные на принятый здесь манер: как бог на душу положит. Один забор был каменным и добротным, но, обойдя его, Виктория увидела, что он выстроен лишь наполовину. Рядом, из аккуратно сложенной кучи камней, вырастала молодая пальма, а дома за забором не было вовсе, зато под натянутой парусиной уютно расположился гамак. Здесь же поперек тропы растянулась здоровенная свинья с бубенчиком на ухе. Здания то нависали над дорогой, то отступали от нее на несколько ярдов, а иногда и вовсе возникали прямо перед идущими. Кое-где сквозь гать пробивались деревья. Тропа виляла, огибая препятствия. В одном месте она раздваивалась, а на образовавшимся островке высилось раскидистое дерево, опоясанное горшком без дна. Виктория поневоле начала гадать, для чего предназначалось такое украшение и зачем понадобилось сажать дерево посреди дороги, но, встретив на пути драный сапог, из которого, как из вазы, выглядывал гибискус, поняла, что жители, вместо того, чтобы убрать с дороги препятствие, обходили его, а позже такие удивительные клумбы создавало само время. "Если люди здесь ко всему относятся так же небрежно, быть может, они будут не слишком прилежными сторожами и я смогу сбежать?"- с надеждой предположила Виктория, которая помышляла о побеге с самой высадки. Сейчас толстые лапы Тюремщика тисками сжимали ее плечо и вырваться не было никакой возможности. Наверно, этот человек мог бы раздавить ее кости, сжав руку посильнее. В сравнении с ним Викки была такой беспомощной и слабой, что сама мысль об этом приводила в отчаянье.
Тропа расширилась и вела напролом через заросли и огороды, подминая под себя разрушенные плетни. Виктория миновала дом, в недобрый час высунувший крыльцо на дорогу. Остатки балясин догнивали в болотце, а от лестницы осталась лишь одна боковина да верхняя ступень. Из-за угла выбежала и залаяла тощая собака с отвисшими сосками - видно, боялась, что чужаки хотят отобрать ее щенят. Нижний этаж соседнего строения частично ушел под воду, зато из окна свисала веревочная лестница. К удивлению девушки, среди всеобщей неустроенности попадались и вполне благопристойные хозяйства с ухоженными грядками, гуляющими в вольере курами, развешенным на просушку бельем и прочими признаками налаженного семейного быта.
Виктория шла, цепляясь мокрым подолом за ветки и оскальзываясь на раскисшем настиле. Тюремщик торопил ее и злился, когда она не могла перешагнуть очередной мусорный завал.
- Развяжите мне руки, я подберу юбки. Все равно я не смогу сбежать, - предложила Виктория как можно более безразличным тоном.
Но похитители были не так глупы, чтобы давать ей шанс. Болото под ногами обмелело, по сторонам дороги появились канавы, и тропа вывела их на просторную улицу. Дома наконец выстроились в более-менее ровную шеренгу и пестрели разнообразными вывесками. Некоторые здания были украшены гирляндами из разноцветных лоскутков, что придавало им сиротливо-праздничный вид. Над высоким деревянным домом развевался потрепанный алый флаг - Виктория так и не поняла, что это должно было означать, зато, несмотря на облупленную и выцветшую вывеску, легко узнала кабак, крытую пальмовыми листьями хижину с узкими окнами и широким входом. Над входом было прибито три медных погнутых тарелки, а вдоль стены храпела добрая дюжина выпивох, моряков, судя по виду. Сивушный запах, рвущийся из дверей этого заведения, перебивал даже тошнотворный аромат сточных канав, разливающийся во влажном утреннем воздухе. На миг Виктория испугалась, что им придется войти внутрь, но похитители уверенно волокли ее к большому двухэтажному зданию, издали выгодно отличающемуся от своего жалкого соседа. Крыльцо с разломанными перилами, пятна блевотины на ступенях и стойкий запах испражнений быстро развеяли эту иллюзию.
Перешагнув через единственного пьяницу, похитители втолкнули девушку в обширный зал, похожий на поле боя. Среди перевернутых столов и стульев в немыслимых для живого человека позах лежали десятки неподвижных тел. Взглянув на распухшие красно-зеленые лица мертвецов, Виктория в ужасе попятилась и наткнулась спиной на Тюремщика. Тот усмехнулся и потащил ее через зал к стойке. Под ногами хрустели осколки стекла, в воздухе висел почти осязаемый смрад ядреный смеси дешевого пойла, дыма, гнилой соломы, застарелого пота и прелой мочи, от которого у девушки закружилась голова и к горлу подкатил горький комок. Вик поблагодарила Бога, что ее желудок пуст и ей не придется радовать негодяев-похитителей свидетельством ее слабости. Неожиданно лежащий у стола труп зашевелился и нашарил рукой полупустую бутыль, деловито отхлебнул и, мыча что-то невразумительное, повалился на толстую неопрятную женщину. Та всхрапнула, кашлянула и затянула подобие песни.
Капитан прошел вперед и начал барабанить ногой в маленькую дверь, притаившуюся за полками. Спустя значительное время дверь приоткрылась и на пороге возник заспанный человек с пропитым бессмысленным лицом. Он с трудом разлепил набрякшие веки, но, узнав гостя, разом подобрался.
- Чего надо?- осведомился он хамовато, но бодро.
Капитан молча шагнул в каморку, отодвинув хозяина. Следом в комнату впихнули Викторию. Тюремщик затворил дверь, а сам остался снаружи, охранять.
Комната была маленькой, захламленной и темной. Большую ее часть занимала массивная кровать с балдахином, выглядевшая на фоне остальной обстановки уже привычно нелепой. На кровати, не особенно смущаясь, сидела голая женщина с изрытой оспой лицом и вопросительно смотрела на вошедших.
- Когда Таир будет? - без лишних предисловий начал капитан.
- Не раньше пятницы, а то и позже. Его таможня трясет... а он пустой в этот раз! - захихикал мужчина.
- Он должен быть сегодня, - перебил его капитан.
Виктория тем временем начала медленно двигаться к окну, надеясь, что успеет если не убежать, то хотя бы позвать на помощь кого-то из прохожих.
- Не будет его сегодня... - заверил его собеседник. - Ты ему что привез?
Капитан вместо ответа схватил Викторию за локоть и продемонстрировал собеседнику. Тот посмотрел на девушку как на дохлую змею в постели.
- Таир не возьмет такую тощую. Голодом что ли моришь? - он оценивающе взял ее за подбородок. Пальцы у него были шершавые и пахли рыбой. Девушка хотела отстраниться, но другой рукой он перехватил ее за узел волос на затылке.
- Таир возьмет. Он заказывал рыжую и молодую. Но ждать его я не могу, - возразил капитан. - Я заплачу тебе за передержку.
Виктория высвободилась из цепких пальцев, проверяющих ее зубы.
- Таир? - срывающимся голосом вскрикнула она. - Вы хотите продать меня как черную рабыню?!
Женщина на кровати хмыкнула. Ее муж больно дернул Викторию за волосы, намотанные на кулак.
- Заткнись.
- Послушайте, сэр! - начала Виктория спокойнее. - Я - Виктория Кеннет, дочь Ричарда Кеннета, эсквайра. Если вы вернете меня родителям, вы получите большой выкуп. Они заплатят любую сумму, чтобы спасти меня. И я обещаю... клянусь... гарантирую, что после того, как вы меня отпустите, мой отец забудет и ваше лицо, и ваше имя, и всю эту историю!
Мужчины переглянулись.
- А, хочешь сплясать на виселице? Без меня. Забирай свою соплячку и ищи дураков в другом месте, - решительно сказал капитану собеседник, отпуская волосы Виктории.
- Уже штаны намочил?- презрительно усмехнулся тот - От Таира не возвращаются. Никто не знает, что мы ее взяли. Весь Порт- Рояль полыхал, когда она потерялась на пожаре. Сама к нам выбежала, могли бы ее кончить, но зачем добром разбрасываться. Пришлось забрать, чтоб не было проблем. Все подумают, что она сгорела, никто не станет ее искать... а Таиру будет приятно получить благородную курочку. Ну так берешь?
- На передержке даже мараться не стану! - упрямился сообщник. - Сто пятьдесят песо, и плыви на все четыре стороны. Я сам передам ее Таиру, когда он вернется. Не понравится ему, отработает здесь. У меня мало беленьких.
- Это цена за мулатку. Я хочу триста, - стоял на своем капитан.
- С таким довеском, как ее родичи, - сто пятьдесят. Она одних проблем доставит на две сотни.
- За полторы обойдется одно ее платье, - возражал капитан, - Двести пятьдесят последняя цена. И только из-за того, что я спешу.
- Полторы сотни и не песо больше!
Виктории стало противно и жутко одновременно. До этого часа девушка была уверена, что ее похитили ради выкупа и она скоро увидит свою семью, но она никак не ожидала, что окажется живым товаром на рынке. Таир... восточный купец, насколько она поняла из разговоров. Оставалась надежда, что этот человек польстится на награду и, потеряв полторы-две сотни песо, поймет, что выручит намного больше, если доставит ее мистеру Кеннету в целости и сохранности.
- Черт с тобой, двести, и если из-за нее меня вздернут, знай, что будешь болтаться рядом, уж я позабочусь, - сдался покупатель.
- Сейчас, сразу, - предупредил капитан.
- Молли!
Рябая женщина, кряхтя и сверкая своими обнаженными прелестями, полезла под монументальное ложе и выволокла оттуда тяжелый, окованный медью сундучок. Мужчина снял шнурок с шее и передал ей ключ, а сам присел на край кровати и непринужденно облокотился на подушку, из-под которой выглядывал край небольшого темного предмета. Женщина приоткрыла крышку лишь настолько, насколько требовалось, чтобы пролезла ее рука, пошарила там, выхватила туго набитый кошель и быстро закрыла сундук.
- Тут пятьсот, с предоплатой за товар, - сообщил мужчина, передавая кошелек капитану.
- Я пересчитаю, - криво ухмыльнулся капитан, высыпая деньги на мятое покрывало.
Виктория достигла окна.
- Помогите! На помощь! Меня украли! - успела крикнуть она кучке молодых парней, проходящих мимо, прежде чем ее оттащили от окна под дружный хохот прохожих.
- Куда собралась? Теперь ты наша, - голая женщина передала Викторию своему сообщнику и начала торопливо одеваться. Модное платье из зеленого штофа с драпированной спиной и обильной вышивкой никак не вязалось с ее бесцветным изношенным лицом. Виктория подумала, что так выглядели ее старые, затасканные младшими сестрами куклы в новых нарядах. Обычно она отдавала старые игрушки дочкам хохотушки Сары, кухарки в доме Кеннетов.
- Товар тебе привезут к полудню, - бросил капитан через плечо и вышел.
- Пойдем, - сказала Виктории теперь уже одетая женщина.
В общем зале оживали трупы. Однажды ночью, во время сильного урагана, Дора рассказывала про негритянских колдунов на Эспаньоле, которые будто бы похищали души мертвых людей и превращали тех в своих рабов, навек застрявших на пороге смерти. Ветер выл как хор неупокоенных мертвецов и стучал в закрытые ставни, сверкали молнии, грохотал гром, а сестренки плакали от страха и жались друг к другу под теплым пледом у камина. Дора клялась, что ее истории об оживших покойниках правдивы как святая истина, что ее собственный дед тоже колдун в некотором смысле и уж кто-кто, а он знает толк в подобных делах, а Виктория смеялась над взрослой служанкой, верящей в детские сказки.
Теперь, наблюдая за рычащими, шатающимися фигурами, потерявшими человеческий облик, девушка была почти готова поверить в сказки, и только запах перегара сообщал ей, что мертвецы, угловатой походкой плетущиеся к стойке, еще живы.
- Х-зяйн! Пхмли, - красноглазое чудовище протягивало кружку. Кружка дрожала.
- Пошел к черту! - хозяин заведения отодвинул пьяницу и потащил Викторию на второй этаж. Рядом, подобрав юбки, шла женщина в зеленом.
- Н-н буть челл-ээ-км! - мычал мертвец вслед. По лестнице скатился молодой человек в одном сапоге. Второй он держал в руках и, по всей видимости, намеревался обуться, но выбрал для этого неподходящее место и состояние. В коридоре хозяева столкнулись с белокурой, сильно накрашенной девицей.
- Стой. - хозяин жестом развернул ее в обратном направлении, на что дама недовольно фыркнула. - Одна?
- Да... - мрачно ответствовала она, на ходу поправляя платье. - Всю душу вытряс, а под утро храпел как боров.
- У тебя замок цел?
- Ну... да... - озадаченно протянула девица. Слой пудры на ее щеках, шее и плечах делал ее похожей на гипсовую статую, а щедро подведенные глаза казались провалами пустых глазниц черепа.
- Возьмешь ее, поселишь у себя. Это для Таира. Приведи ее в порядок, чтоб вечером Таир не жалел монет, поняла? - хозяин заведения сурово посмотрел на девицу и запихнул Викторию в крошечную комнату.
Дамочка скорчила капризную гримаску.
- Да поняла я, поняла... А кто платить будет? Я ее сторожить не нанималась . У меня клиенты, где я буду их принимать?
- Получишь как всегда. С клиентами милуйся у Марты.
- Я? У Марты? - вознегодовала девица. - У Марты покрывало драное и кровать скрипит.
- Знаешь что, Жизель... - начала женщина в зеленом, а белокурая девица попятилась, почуяв в голосе угрожающие нотки.
- Ладно, ладно, так и быть, на сегодня уступлю ей комнату, - ответила девица и с видом оскорбленного достоинства проследовала в свои апартаменты. Викки так и не довелось услышать, что же надлежало знать Жизели, но зато девушка сделала однозначные выводы относительно рода ее занятий.
В комнате, несмотря на открытое окно, было невероятно душно, резко пахло приторно-сладкими духами, потом, дешевой пудрой и еще чем-то неуловимым, но крайне мерзким. Окно, как успела заметить Виктория, было забрано решеткой.
- Чтоб не лазили, - сообщила девица, запирая дверь на ключ.
В комнате помешалось широкое ложе с пунцовым покрывалом, резной столик на высоких ножках и большой деревянный сундук под ним. На стене висела небольшая, засиженная мухами, но вполне достойная картина, изображающая какой-то мифологический сюжет. Подробностей девушка не разглядела по причине близорукости, но обилие цветов и обнаженной натуры заставили ее предположить, что перед ней очередная Венера. Стена вокруг картины была размалевана розами, похожими на кочаны капусты, а между кроватью и стеной можно было пройти только боком. Виктория печально ощутила, как привычно складывается поломанный каркас ее панье.
- Тебя зовут Жизель? Красивое имя, - сказала она, присаживаясь на край кровати. При ближайшем рассмотрении покрывало оказалось старым, заляпанным белесыми пятнами и каким-то жирным на ощупь. Белокурая девица ничего не ответила и принялась рыться в сундуке.
- У тебя уютно, - продолжала Виктория, окидывая комнату беспечным взглядом. - А что, другие девушки тоже живут в таких комнатах? Я спрашиваю, потому что тот господин сказал, что если я не понравлюсь Таиру, он будет очень рад оставить меня у себя в заведении, и мне интересно, будет ли у меня такая же хорошая комната, потому что тут очень мило, и...
"Да, вот так. Закопаем приманку поглубже. Рыба не должна видеть крючок, как говорил наш кучер. Правда, он имел в виду рыбу..." - думала девушка. От запаха духов у нее болели глаза и начался насморк, а пудра, казалось, мелкой пылью скрипела на зубах.
- Он сказал, что у него мало белых девушек, особенно молодых, и он сам бы меня оставил, если бы не боялся Таира, а я сама боюсь Таира и хочу остаться, потому что если я ему не понравлюсь... Ты, наверно, здесь самая красивая, - уверенно закончила Виктория.
Жизель наконец подняла голову, а девушка подумала, что, пожалуй, лет десять назад та в самом деле была хороша собой.
- В смысле, раз ты самая красивая, ты, наверно, самая главная, раз тебе доверяют такие дела, - поспешно добавила Викки, с надеждой взирая на шлюху.
- Да, я зарабатываю больше всех, - с чувством превосходства ответила та и надменно улыбнулась.
- Конечно, мне никогда не получить этой комнаты... то есть такой комнаты. Буду как та Марта, с рваным одеялом, - вздохнула Викки. При упоминании неведомой Марты белобрысая обиженно поджала уголки губ.
- Раздевайся, наденешь это, - приказала она, швыряя Виктории охапку тряпья. Поймать ее не представлялось возможным.
- Не могу, руки связаны, - ответила она, подбирая и роняя вещи.
Жизель раздраженно поморщилась, схватила со столика ножницы и принялась пилить веревки, врезавшиеся в запястья.
- Я, наверно, все-таки не понравлюсь Таиру, я же ничего не умею... ну, в этом смысле... в супружеском. Уверена, он бы предпочел кого-нибудь постарше, с большим опытом, - рассуждала тем временем девушка. Ей хотелось чихнуть, но сейчас чихать нельзя было ни в коем случае, и она держалась из последних сил. - Такую как ты. Ты же здесь самая умелая и самая старшая...
- Ты можешь заткнуться? Голова болит.
По слою пудры на усталом лице с запавшими глазами пошли трещины. Виктория испугалась, что лицо продажной красотки сейчас рассыплется и облетит вместе со слоем косметики. Ножницы разорвали последнее волоконце и оцарапали кожу. Девушка потерла запястья.
"Тупые, плохо...нет, не важно, все равно у меня был бы один удар... это очень мало. Если бы мне удалось их заполучить... все равно я не знаю, куда целиться, и она закричит."
- Моя мама пьет от головной боли мяту и корицу, - охотно посоветовала Виктория, отстегивая юбку и панье. - У нее с возрастом развилась ужасная мигрень.
"Да, милая, ты стареешь, - с удовольствием думала она. - Ты даже старше моей матери, и белила тут не помогут. Скоро ты навсегда переедешь в комнату бедной неудачницы Марты. Ты ведь знаешь это, верно? Конечно, знаешь. "
- У тебя не найдется гребня? - почти без паузы спросила она и, не дожидаясь ответа, взяла его со столика. - Спасибо.
Добрые друзья контрабандисты избавили ее от всех украшений и от большинства шпилек, а неприятная традиция хватать девушек за волосы окончательно превратила когда-то элегантную прическу в воронье гнездо.
- Так они настоящие? - вдруг деловито поинтересовалась шлюха. - Продаешь?
- Что? - Виктория не сразу сообразила, что Жизель говорит про ее волосы. - Ну конечно, настоящие.
Высвободив с полдюжины чудом уцелевших серебряных шпилек, затерявшихся в стоге локонов, Виктория распустила волосы по плечам. Темное золото потускнело от четырехдневного пребывания в грязном трюме, но все равно одна лишь толщина охапки должна была вызвать уважение. Мода требовала подбирать волосы наверх и оставлять два длинных локона по сторонам шеи, но девушке приходилось оставлять три, завивая в спираль значительную часть волос на затылке, - иначе от тяжести собранных и закрепленных на макушке волос болела кожа.
- Я, пожалуй, постараюсь не понравиться Таиру, - задумчиво проговорила она, проводя гребнем по очередной пряди. - Останусь здесь. Хозяин этого заведения представляется мне добрым человеком, а Таир меня пугает.
- Нет! - быстро возразила Жизель, с ненавистью наблюдающая за тем, как девушка в муслиновой нижней рубашке и полурасшнуренном корсете расчесывает волосы. - Ты ничего не знаешь, Сэмми просто зверь, а Таир хороший человек, и очень богатый. Тебе повезет, если он возьмет тебя.
"Да, а тебе повезет избавиться от молодой конкурентки", - мысленно усмехнулась Викки и с омерзением подумала, что сейчас ей придется надевать чужую одежду. Ее собственное платье было измято, забрызгано грязью и, по мнению девушки, безнадежно испорчено, поэтому она удивилась, когда Жизель с завистью трогала материю, ковыряла жемчуг на вышивке и даже пробовала незаметно оторвать бархатный цветок со стомака.
- Я не хочу к Таиру. - Виктория в последний раз провела гребнем по волосам и начала плести косу. Она любила свои волосы и умела делать сложные прически, но в комнате не было большого зеркала, к которому она привыкла дома, да и шпилек оставалось всего шесть. - А если хозяин здесь такой жестокий, то к нему я тоже не хочу.
- Мало ли, кто что хочет... - проговорила Жизель. - Все снимай. И чулки тоже. Выдра пока заберет их... постирать. И туфли. Будут как новые...

- Вряд ли их можно спасти. По дороге сюда мы измерили глубину всех канав, - скептически ответила Вик, осматривая синие атласные туфли на высоком изогнутом каблуке. - Жалко. Мне они нравились. А тебе?
Жизель неопределенно передернула плечиком, продолжая разглядывать кружевную косынку, которой Виктория всегда прикрывала плечи. Из всех предметов одежды она пострадала меньше всего.
- Хватит болтать, одевайся, - поторопила она девушку. Виктория с облегчением стянула с себя корсет, который таскала на себе расшнуренным, насколько позволяло платье, на протяжении всех четырех дней плена.
- Даже если пятна отстираются, думаю, ваш Сэмми отберет у меня мои вещи. Так ведь? Он говорил капитану, что ему нравится мое платье... - Виктория расправила шелк верхней юбки и аккуратно повесила на спинку кровати. - А ведь платье в самом деле можно было бы спасти.
К счастью, сорочку у Виктории никто не отбирал, и она с отвращением натянула единственную предложенную ей юбку, которая оказалась еще более мятой, чем ее собственная и была ей длинна. Жизель уже прикладывала голубое шелковое платье к лицу и любовалась на себя в маленькое ручное зеркальце.
- ... А тебе идет, - заметила Виктория, шнуруя потрепанный казакин цвета розового пепла, от времени обретший графитный блеск на швах. Ее мгновенно окутал вездесущий запах пудры, который уже ощущался на вкус. - Цвет перванш больше подходит женщинам твоего типа, для меня он слишком холодный, хотя вышивка его очень оживляет... пуговицы специально делали под этот узор, видишь? Но мне кажется, синяя эмаль на них темнее, чем вышивка...
"Эх, Викки, каким соловьем разливаешься... Да тебе бы этими пуговицами вразнос торговать!" - смеялся ехидный голос в подсознании.
"И поторгую, если понадобится", - оборвала его Виктория и с удовольствием отметила, что Жизель поедает эмалевые пуговицы голодными глазами.
За дверью грохотали шаги и слышались нетрезвые голоса - кабак просыпался.
- Ничего платье... откуда оно у тебя?
- Слушай, забирай всё, забирай вот еще мои шпильки - они серебряные, только помоги мне сбежать! - выпалила Вик, - Возьми косынку, она же тебе нравится, Сэмми и не узнает. Уйдешь к клиенту, а дверь оставишь открытой. Я исцарапаю замок снаружи, - тут ходит много людей, пускай выглядит, будто дверь взломали! Ты заберешь мои вещи, а Сэмми будет думать, что я убежала в них. Все равно они тебе не подойдут, я ниже ростом. Ты их продашь - хорошая шелковая ткань дорого стоит. А Сэмми ничего не узнает.
Жизель обескуражил столь неожиданный переход темы разговора и натиск пленницы, но она быстро собралась, и, похоже, подсчитывала плюсы и минусы. Виктория не дала ей опомниться.
- Меня украли, мой отец эсквайр, и он меня ищет. Подумай, что будет со всеми, кто в этом замешан. Если ты поможешь мне сбежать, ты докажешь свою невиновность и сможешь не бояться правосудия, а мой отец наградит тебя...
- Сэмми меня убьет раньше, чем ты доберешься домой, - перебила ее Жизель, морща лоб. На ее челе отражалась внутренняя борьба.
- Ты пойдешь в комнату Марты, - он сам послал тебя туда. И просто оставишь дверь незапертой. Я возьму вон те ножницы и исцарапаю личину замка, как это бывает, когда воры лезут в дом, - Виктория не очень хорошо представляла, как это бывает, но говорила убедительно. - Дальше я все сделаю сама, ты останешься ни при чем. Платье ты положишь в сундук, а после незаметно унесешь. Он же у тебя запирается? Не думаю, что меня станут искать в сундуке.
Жизель думала. По мнению Виктории, это длилось ужасно долго.
- А если тебя поймают?
- Я тебя не предам, - заверила все еще колебавшуюся девицу Вик.
В наступившей тишине было слышно, как внизу поднимают и расставляют поваленные столы.
- Капитан сказал, что мой наряд стоит сто пятьдесят песо. Я отошлю тебе еще пятьдесят, когда благополучно доберусь домой. Мне не нужна огласка, так что я надеюсь на твое понимание и молчание, - проговорила девушка. -Поэтому знай, что вас не будут преследовать, если я вернусь домой живой и здоровой. А если не вернусь - все будет наоборот. Двести песо и чистая совесть - это неплохое приобретение. Ты сможешь наплевать на Сэмми и уехать, если захочешь.
- И твои волосы. - неожиданно сказала Жизель.
- Ты хочешь, чтобы я отрезала и отдала свои волосы? - переспросила девушка, не веря своим ушам. С тем же успехом ей могли бы предложить отрезать руку. "Звери, попадая в капкан, перегрызают себе лапы и уходят. А у ящериц отрастает хвост, хотя на ящериц не ставят капканы..."
Волосы были единственным настоящим сокровищем, которым дорожила Виктория, за исключением девичьей чести, разумеется. " И девичья честь не отрастет, как хвост у ящерицы", - пронеслась мысль. Девушка трижды чихнула.
- Жизель, шевели булками, к тебе Питерс с утра пораньше, - раздался голос за дверью. Для убедительности хозяин борделя грянул кулаком по наличнику. - Ты тут?
- Да слышу я! Сейчас иду, - отозвалась Жизель недовольным голоском и прибавила шепотом. - Ну, согласна?
- Режь, - уронила Виктория внезапно охрипшим голосом. Жизель, озираясь на запертую дверь, принялась пилить косу тупыми ножницами, больно дергая пряди. Вдруг голове стало непривычно легко, а шлюха уже запихивала в сундук шелковый сверток. Девушка подошла к двери и прислушалась, но не услышала ничего, кроме далекого шума. За дверью никого не было.
- Спустишься вниз по черной лестнице и до конца по коридору мимо кухни, предпоследняя дверь, - быстро сказала Жизель. - Там всегда заперты ставни, решеток нет, вылезай в окно. Я позабочусь, чтоб дверь была открыта.
- Спасибо! - шепнула Виктория и прикрыла дверь за своей нежданной спасительницей, заметив два мужских силуэта в коридоре. Нужно было дождаться благоприятного момента, когда можно будет без свидетелей покинуть комнату и добежать до лестницы. Виктория прислонилась спиной к двери и слушала, как шелестят шаги по коридору, гремит посуда в зале и оглушительно громыхает ее собственное сердце.
По спине стекали капли холодного пота. Это была самая сложная шахматная партия в ее жизни.


Глава 4. Игра в прятки.

Наконец за дверью воцарилась тишина. Виктория опасливо выглянула в коридор и едва не была сбита с ног влетевшим в комнату со скоростью пушечного ядра незнакомцем.
- Жизель, спаси меня! - крикнул он, не оглядываясь, поспешно захлопнул за собой дверь и задвинул засов. В след ему неслись проклятия и топот бегущих ног.
- Убью!!! - дверь сотрясали могучие удары. Девушка отшатнулась к кровати и забралась в самый дальний угол. Коридор содрогнулся от брани, толстые доски двери прошили выстрелы. - Выходи, убью!
"Кто же примет такое приглашение,"- подумала Вик. Досада, переполняющая ее, не оставляла место страху.
- Воробей, выходи! - орали снаружи. Виктория успела заметить, что
мужчина был в расстегнутом камзоле, в распахнутой нательной рубашке, но в парике и при шпаге, а лоб этого человека был перевязан окровавленной тряпицей. Создавалось впечатление, что его, раненого, подняли с постели и не дали времени полностью одеться.
- Меня тут нет, - сообщил он шепотом.
- Да нет тут никого, - громогласно объявил кто-то из преследователей. Викторию чувствовала, как в мозгу начинает сдвигаться чувство реальности.
- Или тут, или в соседней, - возразили из-за двери. - Воробей, выходи!
Незваный гость затаился и, казалось, перестал дышать. Виктория была с ним солидарна. Преследователи ломились в дверь так, что стены дрожали, а от косяка отлетала щепа, но вскоре шум затих. Стали слышны неразборчивые фразы, а после того в коридоре воцарилась тишина.
- Пошли, ребята, тут его нет, - громко и фальшиво прозвучало за дверью. Затем послышался смолкающий топот шагов. Шаги становились все тише, но не отдалялись. Так делала старая Матильда, когда хотела проверить, заснули ли дети. Виктория печально усмехнулась. Незнакомец показал на дверь и поднес ладонь к уху, показывая, что их подслушивают."Дилетанты. Думают, что я на это куплюсь", - прокомментировал он одной лишь мимикой. Девушка кивнула и, холодея от страха, почувствовала, что вот-вот чихнет. Едкая пудра, отравившая всё в этой проклятой комнате, настойчиво щекотала ноздри и вызывала стойкий насморк. За неимением платка Виктория была вынуждена вытирать нос рукой, сгорая при этом от стыда.
"Вот сейчас я точно чихну", - обреченно подумала Вик, задерживая дыхание. Из глаз катились слезы. Щекотка добралась до сердца, превратилась в натянутую, тонко звенящую струну. В гулкой тишине коридора раздался шорох...
...И вот струна лопнула.
Одновременно с этим за дверью грянул спасительный выстрел. Два резких звука слились в один.
- Выходи!!! - надрывался все тот же голос. Опасаясь продолжения, гость отступил на безопасное расстояние, под защиту стены. Виктория, сморгнув мокрыми ресницами, ретировалась к кровати и украдкой вытерла руки об покрывало.
Незнакомец подкрался к окну, выглянул, прячась за занавеской. Помрачнел от увиденного. Показал пальцем куда-то вниз. Виктория обнаружила, что зрение вновь ее подвело, и вместо окровавленной повязки поверх парика у гостя красуется красный выгоревший шарф.
Старое дерево стонало под натиском неприятеля, но не сдавало своих позиций. Приглушенная брань под аккомпанемент искаженных эхом шагов начала смещаться в сторону, пока совсем не затихла.
Девушка отважилась подойти к двери.
- Ушли? - беззвучно спросил гость.
- Стоят у другой комнаты, - одними губами ответила Вик.
Незнакомец на цыпочках подошел к ней и тоже приложил ухо к двери. У него была нелепая козлиная бородка, заплетенная в два довольно длинных шнурка; то же, что казалось девушке париком, представляло собой невероятное сочетание разномастных косиц, волосяных веревок и разноцветных бусин, а глаза были густо подведены сурьмой, - одним словом, этот человек выглядел иностранцем. Девушка смотрела на покачивающиеся бусины и пыталась соединить разрозненные мысли в единое целое. Внезапная догадка молнией пронзила ее мозг. Она придвинулась к незнакомцу, уворачиваясь от длинной костяной пластины, норовившей выколоть ей глаз или по крайней мере воткнуться в скальп.
- Сэр, вы случайно не Таир? - спросила она, подтянувшись к уху. Гость посмотрел на нее так, словно услышал страшное оскорбление.
- Я - капитан Джек Воробей, цыпа, - представился он с достоинством коронованной особы. Виктория воспряла духом. Во-первых, гость не был ужасным восточным купцом Таиром, от которого не возвращаются, во-вторых, ему, как и ей, требовалось немедленно выбраться отсюда, а в третьих...
- Так вы капитан, сэр? - обрадованно зашептала она, придерживая его за плечо, чтобы не вырвался. Это было довольно невежливо, но сейчас девушке очень, очень нужен был ответ. - У вас корабль? Он здесь?!
- Мой корабль - самое быстроходное судно в этих водах, - ответил капитан, описав рукой в воздухе полукруг, видимо, обозначавший бескрайнюю ширь Карибского моря. Его запястья были зачем-то обвязаны лоскутами. Правое - черным, левое - белым. "Чтобы стороны не путать?" - ехидно поинтересовался внутренний голос. "Исчезни", - посоветовала внутреннему голосу Виктория. Человек, способный увезти ее из этого жуткого места, волен путать право с левом и носить веревки на голове сколько душе угодно.
- Вам нужно выбраться отсюда, и я тоже хочу сбежать. У нас с вами общая цель, так давайте поможем друг другу! - торопливо проговорила она, понижая голос, поскольку вновь услышала шум за дверью.
- И что ты предлагаешь? - заинтересовался капитан с несолидной фамилией. Виктория лихорадочно перебирала варианты.
"Воробей, выходи, убью!" - повторял преследователь, с пылом и упрямством разъяренного быка ломившийся в дальнюю комнату.
- Где Жизель? - осведомился незнакомец, словно только теперь обнаружил подмену.
- В комнате у Марты, - все так же беззвучно прошептала Вик. Шум в коридоре не утихал, а время шло и на счету была каждая минута.
- У какой Марты? - уточнил незваный гость. Виктория пожала плечами.
- Цыпа, а может быть, ты их отвлечешь? Я в долгу не останусь, - тихо проговорил незнакомец, наклонясь к самому уху девушки и фамильярно обнял ее за талию. Виктория сняла его руку.
- По-вашему мнению, сэр, я сумасшедшая? - поинтересовалась она, злясь на наглого незнакомца, посмевшего нарушить ее планы и безнаказанно ее лапать. - Вы хотите, чтобы я, слабая девушка, отвлекала для вас нескольких вооруженных головорезов, чтобы вы могли скрыться?
- Да. - шепнул гость, возвращая свою унизанную перстнями руку на прежнее место. - Я мечтаю об этом.
- Ну, знаете ли!.. - возмутилась Вик чуть громче, чем следовало.
Голоса в коридоре затихли, и следом же за дверью послышался шорох.
- Говорю вам, что здесь никого нет, кроме моих девочек! Хватит ломать двери, не вами ставлены. Я сейчас буду открывать все комнаты подряд, чтобы вы в этом убедились и наконец убрались отсюда! - раздался из-за двери властный женский голос, в обладательнице которого Вик узнала даму в зеленом.
Мужчина заметался от двери к окну и вдруг полез под кровать.
Виктория вспомнила о своих обрезанных волосах, и, чтобы не возбуждать подозрений, оторвала от подола рубашки большой обшитый кружевом лоскут и завязала на голове на манер чалмы.
В замочной скважине повернулся ключ. Дверь, запертая на засов, не спешила открываться. Ключ вертелся то по часовой стрелке, то против нее. К счастью, содержательница заведения не помнила, как открывается этот замок, или была слишком раздражена вторжением, чтобы замечать детали.
Девушка тихо отвела засов, юркнула под покрывало и накрылась с головой, притворяясь спящей.
- Вот! - провозгласила дама в зеленом. Доски пола скрипели под сапогами. Виктория приоткрыла один глаз и посмотрела из-под края покрывала.
- А тут кто? - гаркнул над ухом хриплый голос и с девушки сорвали покрывало. Она немедленно съежилась, а потом зевнула и разлепила глаза, стараясь придать взгляду самое бессмысленное выражение.
- Это не для вас лежит, - буркнула рябая, отобрав у бородатого, лысого человека покрывало. - Это для Таира.
Виктория закуталась в возвращенное ей покрывало и с неподдельным испугом наблюдала за четырьмя мужчинами разбойничьего вида. Те деловито проверяли решетки, тыкали пистолетом в шторы и, согнав девушку с кровати, переворошили тюфяк.
- Под кроватью смотрели? - устало спросил невзрачный и наиболее неприметный из всей четверки субъект. Викторию словно ледяной волной окатило. Преследователи тотчас же развернулись к ложу и направили оружие на безобидную, в общем-то, мебель. Девушка, дрожа под покрывалом, услышала, как бьется в висках пульс. Лысый громила отдернул простыню и заглянул в пыльный полумрак.
- Никого. - разочарованно сообщил он остальным. Виктория окаменела, не веря своим ушам, и, с трудом заставляя себя двигаться, тоже заглянула в темное, занавешенное простыней пространство. Там стеснительно скрывался медный ночной горшок да валялась истлевшая полосатая тряпка. Девушка поняла, что незаметно для себя повредилась в рассудке.
- Пойдем отсюда, ребят, - проговорил незаметный человек и толпа устремилась в коридор. Рябая женщина задержалась у двери.
- Смотри у меня!
С этими словами дверь захлопнулась. Повернулся ключ в замке.
Виктория на негнущихся ногах подошла к кровати и вновь, чтобы раз и навсегда убедиться в своей склонности к бредовым видениям, заглянула под нее.
Позеленевший пустой горшок покоился на прежнем месте. Тряпки не было. Виктория бессильно опустилась на пол.
И лишь тогда ее взору предстала удивительная картина.
Тряпка была. Она свисала из-под самого каркаса, с пояса насмерть вцепившегося в обрешетку кровати гостя. Лицо его было красным от натуги, и в следующий миг он рухнул на пол. Покатился, звеня и стеная, медный горшок.
- Уффхх... - произнес гость, выкатываясь из-под кровати. Веревки, невесть зачем привязанные к красному платку, были украшены помпонами пыли. Виктория, пребывая в полной прострации, начала механически обирать эти комья с капитанского наряда.
- Спасибо, - небрежно проговорил гость, поднимаясь на ноги. - Ну а теперь, цыпа, дай мне ключики, и я покину твой гостеприимный причал.
- У меня нет никаких ключей. Мы заперты, - отозвалась Вик, снизу вверх взирая на капитана. Перед ее глазами болталась засушенная куриная лапа, какая-то облезлая шкурка в обрамлении связки мелких косточек и тряпичная кукольная голова. Небольшая коробочка, прикрепленная к нижнему ремню, на фоне этой коллекции казалась предметом чужеродным и лишним.
- Как это "нет ключей"? - недоверчиво переспросил капитан. - Милая, не упрямься, будь хорошей девочкой, дай дяде ключи!
- Вы что, не слышали, что я вам говорила раньше? - с негодованием поинтересовалась она, пересаживаясь на кровать. - У меня нет ключей, я здесь пленница. Меня удерживают силой. Помогите мне добраться домой, и можете рассчитывать на награду.
Гость, называвший себя капитаном, постоял у дверь, приложив ухо к щели, заглянул в замочную скважину и снова подкрался к окну. Выругался. Очевидно, преследователи знали, что он остался в здании и рано или поздно проявит себя, поэтому подкарауливали его на выходах.
Гость обернулся к Виктории.
- Награду...какого рода? - вкрадчиво спросил мужчина. В его повадках, в прищуре подведенных глаз было что-то кошачье.
- Финансового, - с нажимом ответила Вик, почуяв в вопросе какой-то малоприятный намек. Гость скорчил скучающую мину.
- От этого мало пользы, цыпа. Чтобы добраться до твоих сокровищ -в существовании которых я, миль пардон, сильно сомневаюсь, - нужно для начала выбраться из этой комнаты... А если каким-то чудом нам посчастливится выбраться из комнаты, то парни, что здесь были, перехватят нас на лестнице, цыпа. Внизу поджидают еще трое, а остальные засели в зале. - возразил он и задумался. - Ты ведь хочешь выбраться? Тогда тебе всего-то нужно их отвлечь... Да, именно так... Отлично! Превосходно! Может сработать. Раздевайся.
- Э... зачем? Вы полагаете, сэр, что вид моего обнаженного тела с большей вероятностью отвлечет этих негодяев? - осторожно спросила девушка. "Не собирается же он взять меня прямо здесь, когда за дверью, быть может, стоят убийцы?!" Нет, поняла Виктория, так насильник не может смотреть на свою будущую жертву. Так смотрит портной на отрез материи, прикидывая, что получится из него выкроить.
"Давай, давай"! - жестами торопил капитан.
"Для какой цели вам это потребовалось?" - подняла бровь Виктория.
"Я опять имею дело с глупыми людьми", - означала последняя гримаса козлобородого капитана, раздраженного безмолвным спором.
- Я надену твою одежду, ты наденешь мою одежду. Ты отвлечешь ребят в коридоре, а я незаметно проскользну мимо них и через зал к причалу. Там и встретимся. Смекаешь? - он широко улыбнулся. Во рту задорно блестело пять или шесть золотых зубов.
"Сегодня по расписанию у меня бал-маскарад", - подумала Виктория, но времени было мало. Оторвавшись от капитановых преследователей, она смогла бы выбраться через окно на первом этаже и избежать опасных встреч в общем зале.
- Отвернитесь, - вздохнула Виктория, расшнуривая жакет. Капитан без интереса скользнул по ней взглядом и пошел к двери, подслушивать. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы снять великоватую скудную одежку.
- Теперь вы, - шепнула она, отворачиваясь к картине. Сцена, запечатленная на полотне, была чересчур откровенной, и Виктория, покраснев, начала изучать капустные розы. Тайна брачной ночи перестала быть для нее тайной еще в ранние годы, когда она застала на сеновале кухарку в объятиях конюха (несмотря на детскую неловкость было у юной мисс Кеннет неприятное свойство ходить беззвучно и возникать из-за спины в самый неподходящий момент). С тех пор Викки получала свое любимое печенье с корицей, когда хотела, но до сей поры смущалась при виде столь бесстыдного зрелища.
Сзади слышалась возня и тихие проклятия. Виктория осторожно обернулась и узрела капитана, старающегося сжаться до размеров женского жакета, который отважный мореплаватель натягивал прямо на просторную рубашку. Юбка, немного разошедшаяся во швах, была примотана к талии длинным полосатым шарфом. Виктория ухватила камзол, висящий на спинке кровати и накинула себе на плечи.
- Вот зараза, - шептал капитан, когда оборвался шнурок и треснула пройма. Как ни строен и тонок в кости был гость, в наряды Жизели он не помещался. Виктория взяла со столика ножницы. Капитан с подозрением покосился на инструмент в ее руках.
- Так не получится. Давайте отрежем рукава, вырежем дыры для рук пошире и будет корсаж, - предложила девушка. Капитан, на трех языках проклиная современную моду, содрал с себя многострадальный предмет гардероба.
Виктория начала кромсать обветшавшую ткань казакина. Под ее руками немного неуклюжий жакет уверенно превращался в совершенно уродливый корсаж. После того, как юбку было решено закрепить ремнем и прикрыть его баской, а полосатым шарфом заполнить неизбежные пустоты в верхней части, костюм стал сидеть немного лучше. "Жизель, наверно, уже закончила общаться с Питерсом и вернется с минуты на минуту. Или придет Таир", - билась в мозгу беспокойная мысль.
- Поторопитесь, сюда могут прийти и выдать вас! - шепнула она гостю, пока тот старался незаметно разместить шпагу под юбкой. Бородатая женщина с веревками на голове смотрелась пугающе.
- Мне нужен парик и веер, - решительно заявил капитан, изучив свое отражение в зеркале.
Виктория застегнула камзол, висевший на ее плечах как на крестовине пугала. "В таком виде меня точно не узнают. Я бы сама себя не узнала, если бы вдруг увидела", - отстраненно подумала девушка.
- О, платок! - радостно сверкнул глазами капитан.
- Платок? - переспросила девушка, а капитан уже сорвал муслиновую чалму с ее головы. Возражать было поздно и бессмысленно. Капитан расправил новорожденный платок и довольно громко высморкался в него.
- Потише, - нахмурилась Вик, указывая на дверь, но идею поняла. Лоскут надежно скрывал нижнюю часть лица, не вызывая подозрений.
- Изумительная вещь. Однажды благодаря такому платку я стал судьей, - доверительно сообщил гость.
Виктории уже наскучило удивляться и она пожала плечами. Бывает. На свете всё бывает. Дездемону платок погубил, капитана сделал судьей, это уж кому как повезет.
Следующей жертвой ножниц пало покрывало.
"Ну что?"- кивнул капитан, накидывая ткань на голову вместо шали, но жесткий материал топорщился и создавал впечатление упавшего со стены гобелена. Нужно было быть слепым и полоумным, чтобы не догадаться, что владелец такой накидки скрывается от посторонних глаз.
"Плохо", - покачала головой Вик.
"Знаю", - печально вздохнул гость.
- Я все сделаю, - сказала девушка и жестом пригласила его сесть.
"Что ты собираешься делать?" - изобразил на лице капитан.
"Доверьтесь мне", - жестом успокоила его Виктория, сгребая со столика погнутые медные шпильки, небрежно оставленные владелицей комнаты. Капитан развязал красный шарф. После того, как Викки сумела соорудить бальную прическу негритянке Доре, девушка считала себя всесильной по части парикмахерского искусства, но пышные, вьющиеся мелкими колечками волосы служанки оказались далеко не самым сложным материалом. Вик озадаченно перебирала косицы и шнуры, не пришитые к шарфу, не привязанные к волосам и не закрепленные каким-либо иным способом. Они росли. Да, представьте себе, толстые волосяные веревки росли прямо на голове вперемешку с заплетенными в тонкие косы прядями. Как и зачем была создана сия диковина, Виктории оставалось лишь догадываться, а время поджимало. Все так же удивленно моргая, девушка скрутила первую веревку в воздушную спираль, и закрепила шпилькой. Капитан дернулся. Вик сжала его плечо: "Терпите!" Некоторые веревки раздваивались к середине и срастались у корня, другие при попытке приподнять болезненно натягивали кожу, а многочисленные бусинки, монетки, косточки, ключи и бог знает что еще, тщательно заправляемые под косу на макушке, так и норовили выбиться наверх. "Мне это снится", - думала Виктория, сооружая из разобранной на части большой косы башню вокруг костяной пластины. "Шедевра здесь не требуется, нужно только общее впечатление", - уговаривала себя девушка, бросив обращать внимание на попадающиеся листья и мелкие ветки, поскольку на качественную прополку времени уже не было. Неизвестно, по каким кустам пробирался сюда веревчатый гость, но по пути он собрал в свою шевелюру образцы всей местной флоры. "Надеюсь, до фауны дело не дойдет," - тешила себя иллюзиями подслеповатая Виктория.
- Готово! - шепнула она, отходя в сторонку, чтобы оценить свою работу.
- Немного старомодно, но сойдет, - милостиво проговорила усатая дама с удивительным сооружением на макушке. По лбу проходила резко обозначенная граница загара. Усатая дама тоже заметила непорядок и потянулась к пудренице. "Нет, только не это, только не снова!" - мысленно вскричала Виктория, но через мгновенние в воздух взвились белые клубы, оседая на всех поверхностях. Пудра запорошила глаза и жгла горло. Теперь чихала не только Вик.
- Что за дрянь? - мученически сдвинул брови капитан.
- Еще какая, - согласилась Виктория, с самого появления в комнате страдающая от аллергического насморка. - Но как же мы выберемся без ключа?
- Помнишь, кто я? - ухмыльнулся мужчина в мятой юбке.
- Вы капитан самого быстрого корабля в здешних водах, который доставит меня домой, - на всякий случай ответила Вик, хотя вопрос был скорее риторическим. - Простите, забыла ваше имя.
Выражение лица странного капитана сменилось с торжествующего на растерянное.
- Капитан Джек Воробей, - напомнил он, принимая гордую позу.
- Ну да, - кивнула Виктория.
- Ты что же, не слышала обо мне?.. - спросил гость так изумленно, будто не верил своим ушам.
- Извините, не могу припомнить, - покачала головой девушка. - Так как мы выберемся?
- Видно, ты жила в каком-то жутком захолустье, - пробормотал капитан, оскорбленный в лучших чувствах. Он взял со стола две шпильки и несколькими быстрыми движениями согнул их особым образом. Одна из медных проволочек превратилась в подобие ключа с треугольной петлей вместо бородки, вторая, сдвоенная, загибалась под прямым углом. Виктория следила за действиями гостя во все глаза.
- Убогое зрелище, - снисходительно проговорил он, осмотрев замок, вставил согнутую проволоку в скважину и принялся орудовать импровизированным ключом, временами нажимая ладонью на рычаг. Девушка постаралась отвлечься от мысли, что доброму человеку неоткуда получить навыки взлома. Замок тихонько пощелкивал, как зубья бронзового гребня, если водить по ним рукой. Блеск аляповатых перстней и танец ловких пальцев невольно притягивали взгляд. Это было красиво.
Рычаг повернулся тихо и неожиданно. Чуть слышно скрипнули петли. Капитан приоткрыл дверь и с минуту наблюдал в образовавшуюся щель за коридором.
- Дамы вперед! - бледная женщина, неподдельно чихающая в огромный платок, галантным жестом пригласила Викторию выйти из комнаты. Свет, льющийся из окна в конце коридора, обрисовывал три мужских силуэта.
- А штаны? - округлила глаза девушка, оставшаяся в обрезанной выше колен рубашке и капитанском камзоле.
- У тебя прекрасные ножки, - подбодрил ее гость и выпихнул в коридор.
Лязгнул засов.
Виктория стояла в коридоре, босая, с обнаженными ногами, в одежде человека, за которым охотятся убийцы, вооруженная лишь призрачной надеждой добраться до корабля, названия которого она не успела спросить...
Девушку посетило чувство, что в чем-то она серьезно просчиталась.

- А это еще кто? - ошалело спросил квадратный субъект, отворачиваясь от окна.
Виктория не стала проверять, заподозрят ли ее в знакомстве с искомым капитаном, опознают ли его наряд и оценят ли ее прекрасные ножки, и применила их по назначению. Рассудив, что человек с чистой совестью удирать не станет, злоумышленники покинули свой пост у окна и ринулись в погоню. Перескакивая через три ступени, Виктория слетела по черной лестнице, едва не сбив с ног волокущего неподъемный бочонок подростка, и опрометью бросилась в ту сторону, где, по указанием Жизели, находилось помещение с заветным окном. За спиной послышался грохот падения, треск дерева и плеск разлитой жидкости, а затем многоголосная ругань.
Пробежав мимо кухни, Виктория с перепугу начала дергать все двери подряд, затравленно озираясь по сторонам. Поддалась, как и договаривались, последняя в ряду. Виктория влетела в комнату и обнаружила, что она здесь не одна: поперек кровати храпел неодетый молодец, свесив вниз толстые волосатые ноги. На столике рядом стояла пустая бутыль и бронзовые бокалы, а пол устилала разбросанная в порыве страсти одежда.
Дверь, в которую только что забежала Вик, начала открываться. Девушка нырнула за занавеску, отгораживающую угол, и втиснулась между наполненной грязной водой тазом, стоящем на низкой скамейке, и пустым кувшином.
- Коо-тик, а я уже ту-ут, - проворковал женский голос. Мужчина на кровати всхрапнул.
- Коотик, ты заснул? Не дожда-ался? - нежно пропела дева с нотками обиды в голосе и тихо добавила. - Чертов боров.
Виктория вжималась в стену и молилась всем известным ей святым, чтобы даме не вздумалось освежиться перед завтраком.
- Ммхррм? - послышалось в ответ.- Ты где шлялась? За это время можно... озеро...
Затем последовал тяжкий вздох, шорохи и неясные восклицания. Виктория выглянула из-за ширмы и увидела, что пара увлечена друг другом и путь к окну свободен. Окно, как и прочие в этом здании, было забрано чугунной решеткой. Виктории захотелось плакать.
"Но я смогу выйти через зал или через черный ход. Да, там стоят капитанские преследователи, но моя скромная персона им не интересна, а потому они не станут меня задерживать, - постаралась обнадежить себя девушка, - Но как я пойду по городу в таком виде?"
Голые женские ноги обеспечили бы ей избыток внимания со стороны местных жителей, поэтому нужно было срочно что-то предпринимать. Опустившись на корточки и стараясь не опрокинуть таз с водой, девушка высунулась из-за занавески и дотянулась до валяющихся на полу полотняных штанов. Из-за спинки кровати она видела лишь русую макушку и голые женские пятки. Женщина хихикала, будто ее щекотали. Виктория уволокла свою добычу в угол и, путаясь в подоле рубахи, натянула штаны. Те оказались странного покроя и напоминали свободную юбку, а на талии завязывались тесемками.
Когда колченогая кровать начала недвусмысленно стучать, Вик решила, что пора выбираться из укрытия и, вжимаясь в пол, ползком двинулась к выходу. Выпрямилась, отвела щеколду и змейкой выскользнула наружу.
В коридоре повар таскал за вихры подростка. Вик с деланно-безразличным видом прошла мимо и свернула в общий зал. Несмотря на то, что еще не было и полудня, кабак был полон. Мужчины и женщины всех рас и возрастов без устали прославляли Бахуса и им не было никакого дела до стриженого существа в разномастном костюме с чужого плеча. Девушка прошла мимо стойки к выходу, попутно замечая, что выглядит менее дико, чем большинство местных завсегдатаев. В глаза бросались чудовищные шрамы, голые животы и руки, разукрашенные татуировкой, и совершенно людоедские рожи. У играющего в кости старика красовалось клеймо на лбу, а от вида его сотрапезников девушку и вовсе бросило в дрожь. Среди пестрой толпы пьяных оборванцев с лицами каторжников выделялась группа хорошо вооруженных и богато одетых личностей, но Виктория интуитивно понимала, что этих джентльменов следует опасаться в первую очередь. В дверях на нее наткнулся едва держащийся на ногах матрос с сизым бугристым носом. Вик отступила в сторону, позволяя ему пройти.
- Мои штаны! Вор! Держите его! - послышался пронзительный вопль за спиной. В зале счастливо заржали.
Девушка терпеливо ожидала, когда моряк наконец покинет дверной проем, но тот покачивался на пороге, вращая глазами, и никуда не спешил.
- Да вот же он! - взвизгнул ограбленный любовник и под смех, свист и шутки толпы рванул к Виктории с грацией тарана. Весельчаки подставляли ему подножки и провожали язвительными замечаниями. Бросаться на помощь очертя голову в этом обществе было явно не принято.
Виктория, собрав все силы, оттолкнула пьяницу от двери и втиснулась в пространство между его боком и рамой.
- Поймал! - воскликнул пьяный, хватая ее за шиворот, но не удержался на ногах, отчего кубарем скатился с лестницы под ноги входящим, увлекая за собой Викторию. Девушка выкатилась из шевелящейся многоногой и многорукой кучи, и что было сил рванула прочь. Свободна!

На этот раз девушке не потребовалось блуждать среди хижин, чтобы добраться до пристани - прямая и широкая улица неожиданно быстро привела ее к порту. При виде бесконечного строя кораблей и лодок Виктория растерялась: поселение выглядело небольшим, и она предполагала, что пристань, где был пришвартован корабль ее похитителей, окажется единственной. "Сколько же тут кораблей! - поразилась девушка. - Отыскать среди них обещанное судно не проще, чем иголку в стогу сена, а ведь я даже не знаю его названия... Зато я знаю имя капитана... Соловья? Муравья? Нет, не то... Вот напасть!"
Но Виктория не собиралась сдаваться и решила проверить те корабли, которые могли бы претендовать на звание самых быстрых. В морском деле девушка совершенно ничего не смыслила, но была твердо уверена, что самый быстрый корабль непременно должен был быть большим, красивым и необычным. Откуда взялась такая уверенность, оставалось тайной даже для самой Вик, но она твердой походкой направилась вдоль причала, сверяя каждое встречное судно с тем образом, который нарисовало ее воображение. Забраковав два десятка недостаточно впечатливших ее кораблей, она заметила прекрасный трехмачтовый фрегат, гордо возвышающийся над утлыми суденышками. Виктория прибавила шаг.
Если издали фрегат казался просто большим, вблизи он поражал своими размерами. Удивительнее всего была его корма - высокая, украшенная барельефами и гигантским витражом в ало-черных тонах в обрамлении карминовой драпировки. Местами угадывалась потускневшая от времени позолота, а вдоль борта шла широкая красная полоса, подчеркивающая стройные линии корпуса. Приблизившись, Виктория заметила, что паруса тоже были темно-красными, будто пропитанные кровью, а рельефные украшения в большинстве своем имели вид тех или иных человеческих костей, что придавало судну торжественно-грозный вид. Несомненно, этот фрегат был боевым кораблем и пережил немало сражений. Носовая фигура изображала рогатый скелет с кубком в руках, сделанный так искусно, что тот походил на настоящий.
- Простите, сэр, а что это за корабль? - спросила Виктория стоящего неподалеку одноногого мужчину в старомодной одежде.
- "Месть королевы Анны", - ответил он несколько самодовольно. У него было суровое лицо старого морского волка и очень ехидные голубовато-зеленые глаза.
- Да, кому бы ни мстила королева, у нее внушительная месть, - с уважением разглядывая корабль, заметила Вик. - А кто ее капитан?
- Я. Что тебе надо? Говори или не болтайся под ногами, - ответил мужчина довольно грубо. Виктория обиделась.
- Мне вовсе не вы нужны, - разочарованно проговорила она и, бросив прощальный взгляд на красавец-фрегат, побрела на поиски "самого быстрого корабля в этих водах". Острые обломки ракушек, повсюду разбросанные здесь, впивались в голые ступни, так что через сотню шагов девушка начала прихрамывать. Заныл пустой желудок. Виктории представилось, что внутри него открылась большая воронка, которая медленно, с довольным урчанием, затягивает в себя внутренности. Отогнав наваждение, она продолжила путь вдоль берега уже безо всякой надежды встретить веревчатого знакомого. Девушка проклинала себя за то, что не спросила о нем у одноногого: раз уж они оба капитаны, то, вероятно, знакомы друг с другом. "Если веревчатый не солгал, - скептически заметил внутренний голос. - Ты только вспомни его. По-твоему, именно так должны выглядеть капитаны?" "По-моему, у капитана должен быть корабль. Остальное не важно," - подумала в ответ Виктория. Побродив еще немного по скользким доскам причала и рассадив ноги в кровь, Вик оставила бесплодные поиски и сменила тактику.
- Простите, сэр, вы не видели здесь странную женщину с большим носовым платком? - спрашивала она у прохожих, но те либо игнорировали ее, либо смеялись нелепому вопросу.
- Странная, говоришь? Ха, да у нас на Тортуге все бабы с придурью, парень, - хохотнул смуглый коренастый моряк.
- На Тортуге? Так это Тортуга? - поперхнулась Виктория.
- Что, вчера хорошо отметили? - подмигнул сморщенный старик, курящий трубку. - Тортуга, брат, Тортуга.
- С-спасибо, - выдавила Вик и сочла за благо поскорее скрыться из вида.
"Тортуга, знаменитое пристанище пиратов в Карибском море! Значит, тот красивый корабль с багровыми парусами - пиратский... и одноногий капитан - тоже пират? Тогда мне повезло, что я не разозлила его своими назойливыми вопросами, - обескураженно думала Виктория. - У фрегата, конечно, был угрожающий вид, но я представляла пиратские корабли куда более... мерзкими. Хорошо еще, что в этом наряде меня все принимают за мальчишку."
Последнее было как раз неудивительно: единственной выдающейся частью тела юной мисс Кеннет были ключицы, в обычное время спрятанные под кружевной косынкой.
Виктория шла по нагретым доскам пристани и глядела вокруг. "Люди как люди. Ругаются, смеются, работают. Вон там дедуля возится с симпатичным пухлым малышом... Женщина ведет козу на веревке... И это всё - страшные морские разбойники?" - недоумевала Виктория, но осеклась, вспомнив посетителей кабака, их перекошенные рожи и неизменные кружки с выпивкой. При мысли о кружках девушке смертельно захотелось пить.
Расспросив нескольких местных жителей о женщине с платком, Вик узнала заодно путь к ближайшему колодцу.
К счастью, на пустыре около колодезного сруба никого не было. Девушка с трудом отвалила тяжелую деревянную крышку и посмотрела вниз, в темное зеркало воды, едва отражающее бледный квадрат неба. Ведро разбило отражение на множество бликов. Ворот оказался тугим и скрипучим, и Викки поздравляла себя с каждым новым витком веревки, а когда ведро показалось у края, она едва успела перехватить дужку, расплескав половину воды себе на ноги. Прохладная, чуть солоноватая вода было удивительно вкусной. Виктория, совершенно измотанная безумным днем, присела в тени сруба, обняв ведро и не находя в себе сил с ним расстаться. Она уже почти смирилась с тем, что застряла на этом проклятом острове.
"Если бы у меня были хотя бы деньги, я могла бы оплатить дорогу домой", - вяло думала Вик и вдруг поймала себя на том, что она, лежа в тени сруба, сворачивается калачиком вокруг ведра, а в кармане что-то мешает и упирается в ребра. "Не спать! - приказала себе Виктория и рывком привела себя в вертикальное положение, - По крайней мере, не здесь. Нужно найти безопасное место. Если бы у меня были деньги..."
Тут она вспомнила о непонятном предмете в кармане и с надеждой сунула туда руку, но нашарила только сложенный лист бумаги, похожий на письмо, и свинцовый слиток, по форме отдаленно напоминающий спящего верблюда с пушистым хвостом. "Вряд ли этого хватит, чтобы купить каюту", - вздохнула Вик, и, присев на край колодца, развернула старый пергамент. Письмо было написано мелким убористым почерком и почему-то по-итальянски. Девушка порадовалась совпадению и, разбирая поблекшие от времени буквы, начала разбирать написанное. Через несколько строк стало ясно, что неизвестный автор, во-первых, царапал как курица лапой, и, во-вторых, облек свое послание в стихотворную форму. Сначала Вик приняла эти вирши за отрывок из какой-то посредственной поэмы, но содержание стихов было совершеннейшей бессмыслицей, что заставило ее перечитать написанное несколько раз:
Отважный воитель! Врага сокрушив,
Клинком своим славным ты знак соверши;
Корабль его, воле послушный твоей,
Немедля покинет пределы морей,
И черные вихри, крутя, унесут
Огромный корабль в самый малый сосуд.
В своей нерушимой прозрачной тюрьме
Пребудет он вечно в том гибельном дне!
Когда же настанет назначенный срок,
Сосуд этот устьем направь на восток,
И с отблеском первым рассветной зори
Клинком своим славным ты знак сотвори.
Корабль, каждый миг вырастая на пядь,
Тюрьмы своей стены сумеет сломать.
Но если клинок твой утрачен в бою,
Кляни, неразумный, судьбину свою:
Опасным и длительным будет твой путь,
Коль хочешь судам прежний облик вернуть.
Пусть к цели ведет тебя солнечный свет,
Для тьмы же с собой припаси арбалет,
И там, где малейший погибелен шум,
Спасет тебя доблесть, отвага и ум.
И если свой путь ты сумеешь пройти,
Найди трех козлов и часы размести;
Теперь отыскать остается тебе
Того, кто играет на звонкой трубе;
Ты руки свои обрати в пауков,
Что ткут в полумраке свой цепкий покров;
Спеши обрести тот желанный предмет,
Которому в мире подобного нет.
(Но если мгновений пролился песок,
Замкнется немедленно к тайне замок!)
В известное место ты смело ступай,
И вновь на заре свою песню сыграй.
Когда переливы трубы отзвучат,
Все то, что должно, возвратится назад.
- Ничего не понимаю, - пробормотала вслух Виктория.
- Тут и понимать нечего, сымай камзол и проваливай, - ответили из-за спины. Девушка, обернувшись, увидела юнца с наипаскуднейшей ухмылкой и большим тесаком. Взвизгнув так, что у самой заложило уши, Вик отскачила чуть ли не на пол-ярда и бросилась наутек, с треском проломив кустарник. Остановилась она лишь когда тропа, петляющая между домами, потерялась у кромки прибоя.
Волны лизали ее босые ноги, все глубже погружая их в белый ракушечный песок. Водная гладь пульсировала золотыми зайчиками. Поодаль виднелся залатанный серый парус рыбацкой лодки.
Рыбачка, подоткнув юбку, ловко управлялась с фалами. В ее фигуре было что-то смутно знакомое.
- Капитан! - радостно воскликнула Виктория и замахала ему руками. - Капитан, я здесь!
Дама обернулась, удивленно округлила глаза, - и вернулась к своему занятию.
" Неужели я обозналась? Я не могла ошибиться, вот прическа с огромным цветком, вот та самая юбка, и усы на своем месте..."
- Капитан!!! А как же я! Возьмите меня с собой! - закричала Вик, срываясь на хрип. Капитан продолжал ставить парус как ни в чем не бывало. Лодка стремительно удалялась от берега.
- Я здесь! - оглушительно орала она, размахивая пергаментом, как флагом. На судне произошло какое-то замешательство. Усатая дама замерла и полезла за пазуху, потом совершенно непристойно задрала юбки и принялась обследовать карманы кюлотов. Спустя всего минуту лодка развернулась к берегу.
- О, так это ты, цыпа... я тебя не узнал, - небрежно бросил капитан, спрыгивая в воду, которая здесь доходила ему до пояса. Юбка всплыла широким колоколом, и Виктория невольно улыбнулась.
- Что там такое ты держишь? Это мое, дай сюда, - нетерпеливо продолжал он, выбравшись.
- Так вам нужна эта бумажка? А мне нужно выбраться отсюда. Возьмите меня с собой, или я ее порву, - в бешенстве выпалила девушка. - Порву и брошу в море.
- Цыпа, не дури, дай мне пергамент, - приказал вероломный гость, протягивая руку. Вик отбежала в сторону.
- Ну так да или нет? - настойчиво спросила она, делая вид, что хочет разорвать ценную записку. Капитан бросился было к ней, но потерял наполненный водой сапог, а следом и равновесие.
- Да, конечно, цыпа, я возьму тебя на борт, для того и вернулся, - как можно убедительнее сказал он, на четвереньках выбираясь из прибоя. - У нас же был договор, помнишь?
Виктория молча зашла в воду и, победно подняв пергамент над головой, побрела к лодке. Около лодки ей было почти по грудь.
- Дай-ка помогу, - раздалось над ухом. Усатая дама, подбирая мокрый шлейф, перевалилась через борт и протянула девушке руку. Прежде чем принять ее, Виктория предусмотрительно взяла записку в зубы и поклялась, что вырвать силой ее капитан сможет только вместе с челюстью.
Впрочем, он и не пытался.
- Это и есть ваш самый быстрый на Карибах корабль? - не удержалась Вик, выплевывая пергамент.
Капитан одарил ее снисходительным взглядом и развернул лодку. Легкий ветер наполнил паруса и понес их суденышко к горизонту.
Я не удержался...(CJS)

Ответить

Вернуться в «Фанфикшн по фильму "Пираты Карибского моря"»

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 17 гостей