"Outlaws of Love", Голодные игры

Здесь размещены фанфики по разным Фандомам. В случае большого количества фанфиков на один Фандом, по нему создается отдельный подфорум.

Модераторы: piratessa, ovod, Li Nata

Ответить
Сообщение
Автор
Аватара пользователя
Рыж
Сообщения: 83
Зарегистрирован: Пт дек 05, 2008 5:17 pm
Откуда: Москва
Поблагодарили: 3 раза
Контактная информация:

"Outlaws of Love", Голодные игры

#1 Сообщение Рыж » Сб июн 09, 2012 3:30 am

Название: Outlaws of Love
Автор: Рыж/Carribean blue
Фандом: Голодные игры
Рейтинг: G
Размер: мини
Пейринг: Китнисс\Цинна
Жанр: Гет
Содержание: Фик по мотивам первой книги.
Спойлеры: первая книга
Статус: закончен
От автора: Я была влюблена в эту пару с самого начала. Влюблена в неё и по сей день.
Ничего конкретно не планировала, просто написала то, что само собой появилось. Изменила несколько сцен, что-то добавила от себя.
Песня для настроения:
Adam Lambert – Outlaws of Love


Outlaws of Love

***

Oh, nowhere left to go,
Are we getting closer...closer.

***


Всю жизнь я была самостоятельной, и предпочитаю называть это именно так. Не одинокая, а самостоятельная. С тех пор как погиб папа, я многому научилась и закалила себя до неузнаваемости. Жизнь не спрашивала меня, хочу ли я этих перемен и готова ли я к ним. Она просто сделала это. Это ещё одно моё предпочтение – считать, что жизнь сделала меня именно такой. Кто знает, какой бы я была, не случись со мной всего этого – жизни в Панеме, смерти отца, ежегодного пульса за 100 ударов в день Жатвы, электрического гула от забора, голодных смертей и прочих стандартов, составляющих мой жизненный обиход
.
Я много думала обо всём, что произошло со мной за эти годы, и чем больше времени проводила в размышлениях, тем больше во мне укреплялась мысль, что лучше было бы вырасти сиротой. Я знаю, странно желать подобного, но жить с воспоминаниями о счастливых днях, прокручивая их раз за разом и знать, что этого уже никогда не повториться ещё тяжелее. Поверьте мне.

Приходить на озеро и видеть в воде отражение отца, бродить по лесу и слышать в пении птиц его голос, заходить в пустую кухню и чувствовать запах маминого ужина, проходить мимо пустого стола и ощущать тепло вечеров, проведённых вместе.

Когда я в одночасье стала взрослой, то решила раз и навсегда установить незримую преграду между собой и внешним миром, потому что знала, что не смогу пережить потерю близких ещё раз. Да, и так будет проще – и для меня, и для мира. Мы научились сосуществовать вместе, но предпочитаем держаться на почтительном расстоянии.

Единственные, кому я всё ещё могла приоткрыть своё сердце – это Прим и Гейл, но и от них у меня есть свои маленькие секреты и загородки. Есть вещи, о которых им лучше не знать, чтобы не делать ещё хуже их и без того не сказочную жизнь. Я не могу позволить себе повесить на них эту ношу – свои страхи, ночные кошмары, зудящую тоску ... одиночество.

Я соглашаюсь с мыслями Гейла о Капитолии, но никогда не стану говорить ему о том, как мне хочется разрушить всё вокруг, когда я вижу медаль отца на убогом шкафчике в нашем доме, как я чувствую, будто воздух наполняется угольный пылью, всякий раз, как он произносит название столицы.

Я каждый раз, шуча, напеваю Прим колыбельную, когда она не может уснуть, и не упоминаю о том, как мне хочется разрыдаться от того, что минуту назад она просила об этом мать, а она даже не заметила её.

И вот спустя годы отречения от внешнего мира впервые, похоже, моё сердце готово подвести меня.

Я сидела в поезде, который нёс меня к Капитолию, когда это произошло. Впервые за долгое время мне захотелось зарыдать и говорить, говорить без остановки. Обо всём, что мучало меня эти годы, преследовало и не давало спать. Обо всём, чего у меня уже никогда не будет – о любящих родителях, собственных детях, открытости и дружелюбии, ранимости и полном доверии другому человеку.

Потому что именно в этот момент я осознала, что еду на Голодные игры. Именно я стала трибутом Дистрикта-12. И именно я скоро умру.

Хоть я и обещала себе быть сильной, выйграть игры ради Прим, говорила, что не могу позволить себе заплакать, показав слабость, зная, что меня снимают, понимаю, что сделать это мне не под силу.

И сейчас мне так мучительно хочется разделить хоть с кем-то это невыносимое осознание. Столько времени я отвечала за жизнь мамы и Прим, а сейчас вынуждена добровольно позволить убить себя. Похоже, эта ноша мне уже не по силам.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках того, кому бы я могла довериться. Вижу Пита – своего соперника и возможно будущего убийцу, Хеймитча – жалкую пародию на ментора, Эффи – женщину с розовыми волосами, и кучу слуг, которых Капитолий и так уже наказал. Похоже, доверить свои душевные переживания сегодня я смогу только подушке в своём купе.

Почему оказывается так, что в поезде полным людей я чувствую себя как никогда одинокой.


***

Я немого успокоилась после вчерашнего приступа отчаяния. Обдумав всё произошедшее, решаю избрать новую тактику – обратить свою слабость в агрессию. Они не могут помочь мне пережить то, что произошло со мной, тогда пусть пожинают плоды моего гнева.

В эти несколько дней, что мне осталось прожить, я сделаю их жизнь просто невыносимой. Они все на стену будут лезть от меня – Пит, добродушный парень, несомненно раздумывающий, как прикончить меня, Хеймитч, моя последняя плевавшая на меня надежда, Эффи, блюститель манер, ежегодно произносящая имя будущих мертвецов и несомненно все жители Капитолия, которым доведётся столкнуться со мной.

Именно поэтому, ожидая своего стилиста, я прокручиваю все те колкие замечания, которые собираюсь отпустить в его сторону. Прикидываю, хватит ли для начала двадцати едких замечаний о его внешности или нужно подготовить побольше. Кожа, ноющая после всех проделанных процедур, просит заготовить ещё десяток про запас.

Но он заходит и разрушает все мои планы. Я ожидала увидеть ряженого глупца, которого мне было бы просто презирать. Но вместо этого вижу обычного парня, который мог бы жить в одном из Дистриктов, быть моим соседом и так же ненавидеть Капитолий, ожидая дня Жатвы. Он не производит впечатления легкомысленного поверхностного человека, в отличие от команды подготовки.

Я слушаю его рассказ о видении моего образа, моих платьях и облике. Мне становится не по себе от того, насколько он попал в точку. Складывается впечатление, что он знает, кто я такая и что из себя представляю. Более того, он знает то, чего не знают другие и, быть может, то, чего даже я сама не осознавала, но, когда он говорит, я только молча киваю. Это всё правда.

Гнев уступает место растерянности. Как это возможно? Происки Капитолия? Или он просто умеет видеть людей насквозь.
Предвосхищая мои вопросы, он говорит, что его задача - помочь мне произвести впечатление, и он сделает всё, чтобы добиться максимального эффекта. Затем его зелёные глаза пристально смотрят на меня, ожидая реакции.

Определённо он видит меня насквозь.

Я отвечаю, что попробую довериться ему, но сама пока не очень верю в это. Тем не менее, ненавидеть его не так просто, как я хотела этого сначала.

Ему удаётся поселить во мне зерно сомнения. Люди, живущие в Капитолии, и люди, убивающие нас, жителей Дистриктов. Так ли неразделимы эти два понятия, как мы с Гейлом всегда считали.


***

Первый серьёзный тест на доверие мне приходится пройти очень скоро. В тот момент, когда Цинна готовится поджечь наши с Питом костюмы.

Меньше всего мне хочется сгореть заживо ещё до начала игр, но я не могу отказаться. Не имею права, потому что я должна делать всё, что мне прикажут. Такова жизнь большинства людей в современном мире. Я буду делать то, что он мне скажет, потому что не могу отказаться.

-Боишься? – спрашивает Цинна, возвращая к огненной реальности.

Я бы лучше вышла на арену прямо сейчас, чем сама дала согласие на добровольное сожжение, но лишь спокойно произношу:

-Ни капельки.

-Мне не обязательно врать, Китнисс – слегка огорошивает он меня.

-В этом вся Китнисс, - отвечает за меня Пит. – Она никому не рассказывает всей правды.

-Может, просто некому было рассказать,- отвечает Цинна.

И прежде чем значение его слов доходит до нас, поджигает накидки.


***

Хеймитч с трудом оттаскивает меня от Пита, а я всё продолжаю выкрикивать ругательства. Я просто в бешенстве - да, как он посмел такое сказать, зная, что нас показывают по всей стране.

Ментор внушает мне что-то о выгоде, когда я хватаю ещё одну вазу поменьше, чтобы запустить ею в Пита.

-Китнисс, опусти, пожалуйста, - останавливает меня Цинна. – Думаю, на сегодня уже хватит драмы.

Мне по-прежнему хочется сделать Питу больно, но я опускаю вазу на место.

Не потому что я должна, а потому что теперь я доверяю своему стилисту.

За ужином наступает лёгкое примирение, и все обсуждают вечернее интервью. До меня доходит, что я до сих пор не поблагодарила Цинну за поддержку, но не знаю, как это сделать. Я не сильна ни в комплиментах, ни в откровенных разговорах. Поэтому просто решаю сделать приятное, похвалив его талант, в котором уже ни у кого не осталось сомнений.

-Знаешь, глядя сегодня на всех трибутов, - обращаюсь к нему, - я поняла, как мне повезло, что именно ты работаешь со мной.

-Спасибо, Китнисс, - вежливо отвечает он, но я отмечаю, что он чем-то огорчён весь вечер, а я не могу понять, чем именно, ведь его наряд действительно произвёл фурор. Вряд ли дело в разбитых вазах.

-Солнышко, ты эволюционируешь прямо на глазах, - хохочет Хеймитч, уплетая индейку. – Почему ты не могла дойти до этого этапа развития парой часов ранее – упростила бы жизнь всем?

-Думаю, всё-таки разговоры о любви благотворно повлияли на всех, - весело заявляет Эффи Бряк.

Цинна извиняется и уходит, ссылаясь на работу.


***

Несмотря на усталость, не могу уснуть. Прокручиваю события сегодняшнего дня раз за разом. Значит, теперь мы несчастные влюблённые.

Думаю, как буду объяснять жителям Дистрикта-12, за что я убила своего возлюбленного, если останусь в живых.

Не могу пока придумать ни одного правдоподобного довода. Ровно, как и узнать, что думает Гейл после сегодняшнего интервью. Сомневаюсь, что он поверил в это, но вряд ли ему будет приятно видеть мою неизбежную ложь в дальнейшем. Ведь мы столько раз осуждали лживых капитолийцев, а теперь я сама готова примкнуть к их числу.

Дома я давно бы уже сбежала в единственное спасительное место – в лес. Но здесь мне некуда деться, я в ловушке. Разве что ...

На цыпочках выхожу из своей комнаты и устремляюсь на спасительную крышу. Успокоительный ветер щекочет лицо, а я закрываю глаза и, отстранившись от звуков гудящего Капитолия, наслаждаюсь ночной прохладой.

Но тут внутреннее чутьё подсказывает мне, что мне есть чего опасаться, потому что я здесь ни одна. Настороженно открываю глаза, но никого не вижу в темноте. Похоже, в этой соревновательной гонке мои инстинкты начинают меня подводить.

Спустя мгновение замечанию вдали движение, а затем мне удаётся разглядеть человека, сидящего, прислонившись к стенке.

Хоть что-то подсказывает мне, что опасаться нечего, приближаюсь осторожно с некой опаской, но затем различаю зелёные глаза и успокаиваюсь.

-Не спится? – спрашиваю я, подсаживаясь рядом.

Цинна только улыбается и кивает в ответ.

- Знаешь, Хеймитч хотел заставить меня всю ночь склеивать ту вазу, что я разбила, - жалуюсь ему, - но это было до того, как он полностью посвятил себя обществу своей вечной спутницы – бутылке.

- Он мог быть отличным наставником для тебя – отвечает Цинна, - просто он уже слишком долго участвует во всём этом.
Кажется, я понимаю, что он имеет ввиду. Скольких ребят он пережил за эти двадцать с лишним лет ... И скольких суждено пережить Цинне. Думает ли он об этом сейчас? И будет ли опечален моей смертью ... Мне мучительно хочется спросить его об этом, хоть и понимаю, что это неуместно, но тут я замечаю синяк с кровоподтёком на его правой щеке, который он пытался спрятать от меня.

- Что это такое? – тут же вскрикиваю я, и, забывая о приличиях, уже сижу непозволительно близко и прикасаюсь к его лицу.

- Это ерунда, - чуть смущаясь, отвечает он. – Немного поругались с одним из менторов.

- Из-за меня? – тут же понимаю я.

- Просто кое-кто не очень лестно отзывался о сегодняшнем интервью, - уклончиво отвечает он.

- Я думаю, он был прав. – Отвечаю я, - Ведь всё это - одно сплошное враньё. Вся эта выдуманная любовь ... Просто не хочется, чтобы эта ложь кому-то причинила боль.

Зелёные глаза изучают меня, и, кажется, мои щёки предательски краснеют.

- Я имею ввиду, наши семьи и друзья, они же знают, что это всё неправда. – Поспешно добавляю я.

- Да, это верно - соглашается он.

- В любом случае, меньше всего мне хочется, что бы тебе было больно из-за меня, - тихо произношу я, и сама поражаюсь своей откровенности.

- Мне совсем не больно, - мягко отвечает он.

Я сажусь на прежнее место, пытаясь спрятать пылающие щёки, и мы какое-то время болтаем о моих соперниках, интервью и прочем.

В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне не просто хочется о многом ему рассказать, о том, что я действительно чувствую, но и расспросить его о тысяче вещей. Кто его родители, в какую школу он ходил, какую погоду любит, почему выбрал Дистрикт-12 и почему действительно пытается помочь мне. Всё это мне мучительно необходимо знать, хоть я и не знаю, как и почему возникла эта странная необходимость.

Только я открываю рот, чтобы начать свои бесконечные вопросы, как он прерывает меня, заявляя, что мне просто необходимо поспать перед завтрашними тренировками, и мы уходим.

Он провожает меня до комнаты, целует на прощание в щёку, приобнимая, и уходит. Мне приятно тепло, которое он незримо излучает. На душе становится спокойнее, а угрызения совести уходят на второй план. Единственное, что меня интересует перед сном, обернулся ли он, взглянуть на меня, когда уходил.


***

Не обращая внимания на мои молитвы, этот день всё же наступает. Сегодня я впервые ступлю на арену и, возможно, сегодня же и погибну.

Утренние сборы проходят в тумане. Чувство нереальности упорно не желает меня покидать. Кажется, что вот-вот кто-то ущипнёт меня, и я проснусь в родном доме в Дистрикте-12, протру глаза, смахивая ночные кошмары, и отправлюсь на охоту.

Но ничего не происходит. Планолёт подлетает к арене, а я всё ещё не просыпаюсь. Мы спускаемся к стартовому комплексу, а меня по-прежнему никто не щипает.

Я захожу в свою комнату, Цинна разворачивает мою куртку, что-то объясняя, но я его не слышу. Какой-то звон словно стоит в моих ушах, а взгляд не может сфокусироваться. Так проходит несколько растянутых мгновений.

Но тут звон исчезает в одночасье, туман рассеивается, и до меня наконец доходит – СЕЙЧАС Я ПОДНИМУСЬ НА АРЕНУ, ГДЕ МЕНЯ БУДУТ ЖДАТЬ 23 ЧЕЛОВЕКА, НИЧЕГО НЕ ЖЕЛАЮЩИХ БОЛЕЕ, КРОМЕ МОЕЙ СМЕРТИ.

И в эту секунду во мне будто щёлкает выключатель. Мои глаза, видимо, настолько безумны, что пугают даже Цинну. Он откладывает куртку и медленно делает шаг навстречу:

-Китнисс... - как можно спокойнее произносит он.

Но я уже срываюсь с места и бегу к двери, начиная барабанить в неё с дикими криками: «Откройте!!! Выпустите меня!»
Бежать, бежать, бежать – единственная мысль, пульсирующая в моей одурманенной голове. Прочь отсюда, скорее, а не то я погибну.

Я не могу думать, о том, что это бесполезно, что глупо даже пытаться отсюда сбежать. Во мне не осталось ничего кроме инстинктов, требующих спасения.

Но проходит буквально пара мгновений, и Цинна с силой, которой я в нём не подозревала, оттаскивает меня от двери.

Я вырываюсь изо всех сил, и мы оба падаем на пол. Только успеваю приподняться, как он вцепляется в меня мёртвой хваткой, прижимая к себе.

- Китнисс, что ты делаешь? Они же убьют твою сестру! – кричит он мне.

И я понимаю, что даже если бы я и могла сбежать с арены, то Капитолий убил бы всех моих близких за неповиновение. Мне некуда бежать от него. Возможно, за одну эту мою глупую попытку кому-то из родных придётся расплачиваться.

И я начинаю рыдать, бесформенной массой повиснув в руках своего стилиста. Слёзы градом льются из моих глаз, выпуская наружу всё, что я не могла сказать в эти дни – мои страхи, злость, усталость и бесконечную тоску, знающую, как я не хочу умирать сейчас молодой, полной надежд и мечтаний.

Он прислоняется своим лбом к моему, руками аккуратно вытирает слёзы с моих щёк и тихо шепчет:

- Тихо-тихо, не плачь ...

Я не могу смотреть на него - до того мне стыдно за свою выходку – и лишь всхлипываю, бормоча что-то нескладное:

-Я ...не хотела...прости...не могу...я...

И тут он целует меня. Совсем легонько одними только губами. Наверное, он делает это, чтобы успокоить меня, потому что это действительно работает – я оторопела до такой степени, что не помню даже, как сделать вдох. Только сердце колотится словно сумасшедшее.

Но он целует меня вновь, и с этим поцелуем я не просто оживаю, а словно впервые по-настоящему живу.

Чувствую не голод, усталость, страх или злость, а какой-то электрический ток, бегущий по телу. Впервые что-то действительно настоящее и живое.

Я ни разу не целовала никого прежде и лишь пару раз задумывалась, как люди учатся этому. Но, видимо, это врожденный дар, что-то данное нам всем авансом свыше, потому что я не успеваю опомниться, как целую его в ответ снова и снова.

Он ещё крепче прижимает меня к себе, и мне кажется, будто кто-то выключил свет, звук, остановил время и стёр из реальности всё, кроме нас двоих.

Больше не существует Капитолия, игр, профи, спонсоров. Нет моего ментора, нет трибутов в соседних комнатах, нет страха, смерти, нет даже Прим, несомненно нервничающей дома, в ожидании старта.

Спустя целую жизнь самый отвратительный голос откуда-то из другой вселенной сообщает, что до старта осталась минута.

Нас словно током силового поля отбрасывает друг от друга. Видимо в моих глазах вновь появляются нотки безумия, потому что Цинна тут же сжимает моё плечо и быстро говорит:

-Ты справишься!

Я не могу ответить ничего вразумительного, поэтому он ещё сильнее сжимает моё плечо и настойчиво повторяет:

-Посмотри мне в глаза, ну же! Ты справишься!

И впервые я не просто хочу верить ему и верить в свою победу, а действительно верю в это.

Я медленно киваю и удивительно спокойно произношу:

-Я сделаю это.

-Мне так жаль, что я не могу участвовать вместо тебя – произносит он, и я впервые вижу вину в его глазах. - Меньше всего на свете я хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль.

Я улыбаюсь, чувствуя на мгновение прохладу ночного Капитолия, и целую его со всей нежностью, на которую только способна девочка, годами строящая преграду между собой и остальным миром. Возможно в последний раз в жизни.

Он печально улыбается в ответ и поднимает нас с пола. Я вступаю на металлический диск, и уверенно киваю, стараясь запомнить каждую его черту. Кажется, какая-то часть меня навсегда останется с ним в стартовом комплексе. Он кивает в ответ, и я поднимаюсь на арену.
Последний раз редактировалось Рыж Пт июн 15, 2012 2:05 am, всего редактировалось 2 раза.

Аватара пользователя
Рыж
Сообщения: 83
Зарегистрирован: Пт дек 05, 2008 5:17 pm
Откуда: Москва
Поблагодарили: 3 раза
Контактная информация:

Re: "Outlaws of Love", Голодные игры

#2 Сообщение Рыж » Пт июн 15, 2012 2:06 am

***

Всё стихло.

Ещё раз проверяю ремень, которым привязана к дереву – всё в порядке. Ну, что ж, первый день на арене завершён, а я по-прежнему жива. Неплохо для девочки из угольного Дистрикта.

Позволяю себе наконец хоть немного расслабится, после безумного дня: драки у рога изобилия, бегства, тщетных поисков воды и пушечных выстрелов, приближающих на шаг к победе тех, кто остался в живых.

Но в то время как мои мышцы получают возможность отдохнуть, мой разум абсолютно отказывается это делать. Впервые за день у меня появилась возможность осознать всё, что сегодня произошло. Спасаясь от профи и убегая всё дальше в лес, тяжело было всерьёз рассуждать о чём-то, но зато сейчас времени для размышлений предостаточно.

Провожу рукой по сухим губами, и утренние события невольно обрушиваются на меня.

Неужели это всё и вправду произошло со мной?

Сейчас между мной и Цинной уже встала стена событий первого дня Голодных игр, поэтому верить, что всё это действительно было между нами становится труднее.

Я зарываюсь глубже в спальный мешок, прячась от вечерней прохлады, и думаю, наблюдает ли он сейчас за мной. Хочется спросить его, было ли это наяву или мой больной разум сыграл злую шутку, не выдержав напряжения.

Но сделать этого я естественно не могу, ведь сейчас за мной наблюдают все, начиная от устроителей игр и заканчивая жителями Шлака в родном Дистрикте.

И тут меня словно пронзает током.

Устроители игр следят за мной.

Почему я не подумала об этом раньше? Им всё известно! Да, в комнате никого не было кроме нас двоих, но это не значит, что за нами никто не следил. Они не спускают глаз с трибутов круглосуточно – я даже не сомневаюсь.

Я хватаюсь за ветку, на которой сижу, потому что голова идёт кругом, и кажется, я свалюсь, не смотря на ремень. Им всё известно. Но что это значит для нас?

Почему-то это простое сочетание слов «для нас» отзывается сверлящей болью в сердце.

Со мной всё ясно. Меня легко смогут убить на арене в любое подходящее для них время. Ни у кого даже сомнений не возникнет. Но что они сделают с ним?

Или уже сделали.

И впервые я понимаю весь ужас, что может принести незнание. Да, Цинна никак не мог помочь мне: пойти вместо меня на арену или спасти от участия в играх, но он знает, что со мной происходит благодаря постоянным трансляциям. Но каково ему будет наблюдать мою смерть в прямом эфире? – тут же интересуется разум, но я заглушаю этот вопрос и ужас, который он во мне рождает.

Я же ничего не знаю о его нынешней судьбе, а возможно так и не узнаю, если не выберусь с арены живой.
Я отказываюсь об этом думать, но вполне вероятно, что он уже мёртв. Вряд ли кто-то одобрит тот факт, что несчастная влюблённая из Дистрикта-12 целует другого.

От отчаяния хватаюсь за голову. Всё очень серьёзно. После того злосчастного интервью я и представить себе не могла к чему всё это приведёт. Эта ложь может стоить жизни Цинны.

К тому же я не знаю, как в принципе устроители относятся к подобным ситуациям. Наверняка что-то вспыхивало между трибутами и менторам и раньше, но никогда подобных историй не показывали по телевидению. Случайность ли это.
Я вспоминаю, что иногда менторы сменялись по каким-то странным причинам. Может быть, дело было как раз в этом. Или всё это моё больное воображение?

Но вопрос по-прежнему остаётся открытым. Позволит ли Капитолий трибуту и участнику его команды полюбить друг друга? Ведь на всё свои поступки мы должны спрашивать его разрешения.

Потом я понимаю, как глупо, наверное, могло бы это всё прозвучат со стороны.

Любить.

Не слишком ли серьёзное заявление. Быть может, они просто решили, что он пытался привести меня в чувство перед стартом и не более того. Тогда ему ещё и награду должны дать. А возможно, всё так и было на самом деле. И какой-то ранее не знакомый сорт боли появляется в моём сердце.

В конце концов я прихожу к единственному возможному решению. Цинна жив. Они просто не могли убить его, ведь если мне удастся выиграть, то мой стилист будет сопровождать меня в туре победителей, а мертвецу сделать это будет значительно тяжелей.

Осознание этого меня успокаивает. Главное, что он жив сейчас. Но моя смерть развяжет Капитолийцам руки. Теперь у меня нет права умереть не только из-за Прим. Гейл сумеет о ней позаботиться. Но жизнь Цинны теперь напрямую зависит от моей. И мне придётся сделать всё, что в моих силах, чтобы победить.

Я долго смотрю в ночное небо и, наконец, засыпаю с мыслью, что, быть может, он тоже сейчас смотрит на него.

***

Дождь всё идёт и идёт.

Никогда ещё прежде я не чувствовала себя такой одинокой. Кажется, что он будет теперь идти всю мою оставшуюся жизнь. Я смотрю на щёлку, через которую в нашу пещеру капает вода, и представляю, как она заполняет всё вокруг, принося, наконец, долгожданный покой.

Но если это и произойдёт, то совсем не скоро, потому что мы хорошенько постарались над всеми трещинками, что пропускали дождь внутрь, скорее мы погибнем от голода. Хотя, учитывая нынешнее состоянии Пита, он может уже не страшится и голода.
То не долгое время, что Пит проводит в сознании, он сетует на Хемитча и его нежелание помочь нам. Я соглашаюсь, но сама уже давно поняла, что нужно сделать, чтобы у ментора появился шанс спасти нас.

Разыграть карту несчастных влюблённых.

Это не сложно. Особенно после тщательно подготовленного вранья перед началом игр, после всего, что Пит сделал, чтобы спасти меня от профи, после объявления об изменении в правилах.

Но я всё равно не могу. Раз за разом прикасаюсь к Сойке-пересмешнице, приколотой к моей куртке, и понимаю, что у меня не получится.

На следующий день Пит чувствует себя ещё хуже, и я понимаю, что медлить уже нельзя. Мои чувства нельзя ставить выше его жизни. Как я посмотрю в глаза его отцу? Что скажу ему? Что Пит погиб из-за моих капризов.

Сажусь рядом с ним и беру за руку. Пит что-то бормочет, а слёзы сами катятся у меня из глаз. Отлично, даже притворяться не приходится. Как всё трагично, даже трагичнее, чем любой зритель может себе представить.

Я наклоняюсь и целую Пита. Он, кажется, немного ошеломлён, но не сопротивляется. Через пару минут я уже вижу маленький серебряный парашют. Там всего лишь мазь, но для начала неплохо.

Обрабатываю раны, меняю бинты, но единственное о чём я могу думать сейчас – почему я ничего не почувствовала? Я целовала его и ничего не чувствовала.

Это было совсем не ... я мотаю головой, отгоняя воспоминания. Сейчас мне просто невыносимо думать, что мог почувствовать Цинна, наблюдая, как я целую Пита с заботливой улыбкой на лице.

Пит просит лечь вместе с ним, чтобы сообща пережить ночные заморозки. Я не могу отказать несчастному влюблённому.
Забираюсь вместе с ним в мешок, позволяю обнять себя и прижимаю руки ко рту, чтобы ни один всхлип не вырвался наружу.

Очень быстро Пит засыпает, а я всё смотрю в одну точку и слышу шум дождя. Потом в порыве отчаяния отстёгиваю от куртки свою брошку Сойки, подношу к губам, целую так чтобы видел весь Панем, а затем сжимаю её что есть сил в руке и подношу кулачок к сердцу. Лежу в такой позе, пока тело не превращается в затёкшую статую, просто не в силах оторвать руку от груди.

Это единственное, что я могу сделать для него сейчас.

***

Череда одинаковых дней проносится передо мной.

Я выжила, но не чувствую радости или облегчения. Безгласая уверила меня, что Пита спасли, а Хеймитч подтвердил. Это единственная приятная весть, что я получила со дня Жатвы.

Хемитч загадочно спросил меня, не желаю ли я ещё чего-то знать, а я, вцепившись под одеялом в простыню, спокойно ответила – нет.

Он пожал плечами и не стал спорить. Каждый раз он обещает, что меня скоро выпишут, а я по-прежнему остаюсь в больничной палате в полной изоляции.

Я всё ещё не знаю, жив Цинна или нет, но боюсь спрашивать. Отчасти, потому что опасаюсь, что подобные вопросы вызовут подозрения (ведь с чего я вообще должна думать, что что-то могло случиться), отчасти, потому что боюсь услышать ответ, который мне не понравится.

Но, наконец, появляется врач и разрешает мне покинуть комнату. Он провожает меня до лифта, поздравляет с победой и информирует, что вся моя команда ждёт меня на нашем 12-м этаже. Если бы он только знал, как я надеюсь, что вся.

Прощаюсь с ним, нажимаю заветную кнопку и жду.

Жду.

Считаю этажи и жду.

Стараюсь дышать спокойно, но сердце колотиться баскетбольно.

Наконец двери открываются, и он здесь. Я знала, что нельзя показывать свою радость слишком ярко, но всё равно не готова к этому, поэтому какой-то непонятный звук все-таки успевает вырваться изо рта, прежде чем я велю себе заткнуться
.
- Китнисс, дорогая, ты что, совсем отвыкла от лифта? – хохочет Эффи, приобнимая меня.

Я не могу ответить ничего внятного, а она уже тараторит:

- Сегодня у нас куча дел! Вечером вас с Питом будут награждать, поэтому ты должна выглядеть на все сто! Цинна, дорогуша, ты уж постарайся! – обращается она к нему.

Я почему-то даже боюсь взглянуть на него, возможно дело в том, что эйфория от осознания того, что он жив, уже прошла, а я не знаю, как мне себя вести с ним.

Но тут он сам берёт меня за руку и уводит за собой. Я следую за ним беспрекословно, чуть позади, так что пока могу перевести дух, изучая его спину.

Хемитч что-то хмыкает позади, а я опять не могу понять, ему что-то известно или он просто пьян.


***

Мы заходим в комнату, отведённую под гардеробную. Я по-прежнему не готова остаться с ним наедине, но моего мнения опять никто не спрашивает.

Я держусь чуть поодаль, робко поднимаю глаза и впервые смотрю на него со времени расставания в стартовом комплексе.

Цинна заметно похудел, лицо хранит отпечаток длительной бессонницы и усталости, но его зелёные глаза по-прежнему горят, и он искренне улыбается.

И впервые я задумываюсь, кому из нас пришлось хуже? Мне, сражающейся на арене, или ему, наблюдающему со стороны и не имеющему ни малейшей возможности как-то вмешаться.

Я срываюсь с места и в отместку всей своей проявленной ранее сдержанности намереваюсь задушить его объятиями. Он подхватывает меня и прижимает к себе крепко-крепко.

Закрываю глаза, наслаждаясь этим невероятным ощущением, и, наконец, осознаю, что мне удалось выжить в Голодных играх.
Реальность постепенно уходит на второй план, а я слышу такой милый сердцу шепот: «Я так боялся за тебя».

Эта фраза отзывается невероятной болью во мне, потому что я никогда не смогу понять, за что на нашу долю выпали подобные испытания, за что мы были этим наказаны. И я целую его, стараясь забрать этим всю боль, дурные воспоминания и бессонные ночи. Вторым поцелуем стараюсь вернуть нас вновь туда, в стартовый комплекс, будто не было между нами Голодных игр, смертей, моего предательства и злополучных ягод.

Поцелуи в пещере уколом в сердце напоминают о муках совести, и сама не помню, как начинаю шептать «прости, прости, прости», а слёзы без моего разрешения, катятся по щекам. Понимаю, что не могу больше выносить этого и отдаю себя на суд зелёных глаз:

-Прости, я вынуждена была так поступить ...

Он отстёгивает от моей кофты брошку Сойки-пересмешницы, сжимает в руке и подносит к сердцу:

-Я бы никогда тебя не осудил.

Закрываю глаза и впервые чувствую, как страхи отступают. Цинна знал, что я не могла поступить иначе, что не простила бы себя за то, что дала умереть Питу, и принял это.

Он отнимает руку от груди, пуская меня в свои объятия, и, вместо брошки, теперь я занимаюсь место у его сердца.

Наша идиллия длится пару минут, а потом мы слышим стуки в дверь и голоса команды подготовки.

Цинна впускает их, разрешая приступить к работе, но сам остаётся, сетуя на незаконченное платье.

Но я отлично знаю, что дело вовсе не в наряде, им движет знакомое мне чувство – желание больше ни на секунду не расставаться.

Мы украдкой поглядываем друг на друга, пока команда занята работой.


***

Церемония в честь победителей окончена, можно спокойно выдохнуть и расслабиться.

Все собрались на последний прощальный ужин, уже скоро мы отправимся с Питом домой и сможем на пол года забыть о Голодных играх. По крайней мере, все так считают, но не думаю, что получится забыть их и через десять лет.

За столом приподнятое настроение – мы с Питом живы, церемония и интервью позади, даже я слегка расслабилась – вроде угроза ягод потихоньку начинает рассеиваться, правда, ценой моего повышенного внимания к Питу, но Цинну это не задевает. После того как двадцать два трибута Голодных игры не смогли нас разлучить, такие мелочи нам больше не страшны.

Только Хемитч не участвует в общем веселье, но все давно привыкли к его дрянному характеру и не обращают внимания. Я пытаюсь прикинуть, в чём причина его недовольства – выпил слишком много или наоборот слишком мало, но так и не могу определиться. Но тут Цинна, начинает рассказывать какую-то историю, и Хемитч быстро перестаёт интересовать меня.

Я смеюсь, когда Порция изображает реакцию Пита на предложение поджечь его накидку, и тут Хемитч бьёт кулаком рядом со мной, опрокидывая на меня бокал с вином. Не успеваю ничего сказать, как он хватает меня за руку и буквально выдергивает из-за стола, выкрикивая:

-Солнышко, что ж я наделал??? Вот, неуклюжий бездарь! – затем без церемоний тащит меня прочь из комнаты. – Пойдём, помогу тебе всё исправить.

Стараюсь вывернуться, пока он волочит меня куда-то вверх по лестнице, но всё тщетно – хватка железная, выдаёт в нём победителя.

Мы поднимаемся на крышу, подходим к парапету, и лишь тогда он меня отпускает.

-В чём дело? – рычу я.

-Надо поговорить. – Спокойно отвечает он.

Тогда ясно, зачем он меня сюда притащил, в честь окончания игр на улице стоит такой гул, что никто не сможет подслушать нас.

-Ты помнишь наш разговор о ягодах и твоей безумной любви?
-Конечно, - отвечаю я.

-Тогда какого чёрта ты вытворяешь? – орёт он.

-Делаю то, что ты мне сказал, - кричу в ответ, - изображаю любовь к ...

-Я знаю, про твой роман со стилистом, - прерывает он меня.

Остатки фразы застревают у меня в горле.

-Что притихла, солнышко? – шипит он нам меня.

Я пытаюсь что-то пробормотать, но он отмахивается от меня как от мухи:

- Только до того как ты включишь шарманку с песней о вспыхнувшей любви, ответь мне на один вопрос, милочка, – его тон становится безапелляционным. – За что ты желаешь мальчику смерти?

-Я бы никогда не подвергла Цинну опасности, – возмущаюсь я.

-Именно этим ты и занимаешься, – ревёт он. – Почему до тебя до сих пор не доходит. Ты связана с Питом теперь навечно. Он твоё единственное оправдание за те ягоды. Но он также единственное оправдание Капитолия за твою жизнь. Что скажут люди, когда увидят, что девочка, доставшая ягоды исключительно из-за безрассудной любви, уже с другим. Что она обманула Капитолий дважды? Они никогда этого не допустят. И поэтому убьют Цинну лишь только заподозрят неладное. Они закрыли тогда глаза, потому что никто не воспринимал тебя всерьёз. Сейчас всё изменилось. Один твой неосторожный взгляд на людях – и он покойник.

-Я не отрекусь от него, - тихо отвечаю после долгой паузы.

- Хорошо, можешь начинать примерять платье на похороны, - язвит он, - но сомневаюсь, что он сам успеет тебе его сшить.

-Никто не узнает о нас! – в отчаянии кричу я.

-Ничего у тебя не выйдет ... – отвечает он, грустно усмехаясь. – Предстоит большой тур победителей, вы всё время будете на виду, а ты даже поесть не можешь, не пялясь на него, как завороженная. С этим ты не справишься.

Я молчу.

-Иди к нему, - безжалостно объявляет он, - скажи, что всё кончено. Прошли игры, прошла и любовь.

-Он не поверит, - рассеянно отвечаю.

-Так, будь убедительна, - парирует стальной голос, - иначе он сгорит из-за тебя, Огненная Китнисс.

С этими словами Хемитч уходит, оставляя меня один на один с реальностью.

Я стою неподвижно очень долго, невидящими глазами глядя на Капитолий, гудящий от сегодняшних торжеств.

Я выжила в Голодных играх, но стала ещё более беспомощной и зависимой, нежели раньше. Это ли не ирония судьбы. Хотя нет, основная ирония скорее состоит в том, что если бы я не попала на столь ненавистные мной игры, то никогда бы не узнала и его – жителя столь далёкого Капитолия.

Наконец я возвращаюсь в нашу гостиную, должно быть прошло много времени, потому что ужин закончился, и все разошлись. Только Цинна ждёт меня на диване, я сажусь напротив и использую весь остаток своих сил, чтобы не разрыдаться сразу.

- Не пошёл спасать меня от Хемитча? – чуть с укором начинаю я.

- Он желает тебе только добра, - спокойно отвечает он.

Цинна всё понял. Я качаю головой – они всё поняли раньше меня:

- Я не хочу ... – начинаю я и не могу закончить.

- Мы справимся, - тут же уверенно отвечает он.

Я поднимаю глаза в изумлении – разве он не придерживается безжалостного плана Хемитча.

-Но я думала ... – лепечу я.

- Нет, - отвечает Цинна на мой немой вопрос, - Мы что-нибудь придумаем.

Я улыбаюсь.

- Но нам придётся разлучиться на эти полгода – едва слышно произносит он, - поехать сейчас с тобой – значит вызвать слишком много подозрений.

Я только печально киваю – он прав, но это гораздо лучше, чем распрощаться навсегда.

- Решение есть всегда, - добавляет он. – И у нас как раз будет время, чтобы понять его.

Цинна крепко сжимает мою руку, и я уверенно киваю.

Решаем не прощаться перед отъездом – лишняя боль сейчас не к чему.


***

Поезд несёт меня домой в родной Дистрикт к маме и Прим, в ту жизнь, которой у меня больше нет.

Но единственный глупый вопрос, что крутится у меня сейчас в голове – это за что Гейл меня больше возненавидит? За то, что полюбила? Или за то, что полюбила парня из Капитолия?

Добавлено спустя 2 минуты 12 секунд:
Решила не делать отдельную темку для комментов - фик уже закончен :roll:
Вдруг кто-то в теме, буду рада комментам :D

Ответить

Вернуться в «Фанфикшн по разным Фандомам»

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 7 гостей